Переход

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ремешок изготовлен специально для голубиной почты. Внутри колбы видна скрученная бумага или пергамент.

После этих слов в дело пошел фотоаппарат. Вспыхнул несколько раз, фиксируя столетний сюжет. Сверху, слева, справа, на штативе, с подсветкой и без…

– Вскрываем. Попробуем сохранить в целости инициалы.

Хранительница скоблила сургуч недолго. Когда исчезли цифры, появилась пробка. Сургучный кругляш с инициалами аккуратно положила в пакетик. Волнующий момент приближался.

Тишина стояла полная.

Птахина потряхивало.

Мишка не знал, что это дает о себе знать «золотая лихорадка», и просто прислушивался к себе. Испарина на лбу. Ноги ватные. Хорошо, идти никуда не надо – сиди и жди, когда скальпель вытащит закупорку.

Оказалось, он не понадобился. Анфиса Евгеньевна прихватила пробку мелкой наждачной бумагой и потянула вверх. С легким чпоканьем та выскочила из колбы.

Птахин с Сеней подались вперед. Почему-то следом за пробкой потащилась бумажка. Она была намотана на что-то и обвязана черной ниткой.

– На совесть делали, – сломала тишину музейщица. – Накручено, обвязано и залито сургучом. Опечатано!

Мишка прислушивался к собственному состоянию с испугом, и только вспомнившиеся истории шаманки Сафы о невидимом мире удержали его от паники.

– Бумага плотно намотана на стержень, соединенный с пробкой, – «колдовала» и объясняла хранительница. – Сверху несколько слоев ниток.

«Хорошо, когда есть специалисты, – понемногу выходил из странного состояния Мишка. – Мы-то давно бы все размотали и угробили».

Снова фотоаппарат и съемка конструкции с разных ракурсов. Наконец Анфиса Евгеньевна кончиком скальпеля подцепила обвязку, потянула – и та лопнула около простенького узелка с болтающимися кончиками.

– Структура нити изменений не претерпела. – Она потрогала отточенным инструментом краешек бумаги. – Бумага свойств также не поменяла. Пытаюсь снять со стержня не разматывая.

Бумажный цилиндрик, подталкиваемый скальпелем, выполз на зеленое сукно стола.

Теперь стало видно: в пробку вмонтирован металлический штырь с прорезью. В нее вставлялся край голубиного письма и после плотно накручивался поверху.

– Толково! – неожиданно пискнул из темноты Семен.

– Да! В то время за такой почтой стояли жизни, – не отрываясь от работы, сказала музейщица. – Видите, какая сохранность!

После этого без всяких предисловий она взяла цилиндрик и развернула.