Ливень в степи

22
18
20
22
24
26
28
30

Отец принес из сарая жирную баранью тушу, положил возле очага, чтобы пооттаяла. Мать замесила на сметане лепешки, сдобные, как ламское лакомство бообо. Подошла соседка Самба-абгай, помогла во всей этой суете, подарила для Норбо мягкие теплые варежки и рукавицы для работы, принесла в бычьем пузыре топленого масла. Положила в руку Жаргалмы золотую монетку с выпуклой головой белого царя.

- Это, - сказала добрая старушка, - тебе, сделаешь золотое украшение.

Все приготовления были закончены поздно вечером.

Жаргалма досыта накормила Саврасого, ведь утром он помчит ее в Шанаа, длинная дорога ждет Саврасого. Янгар так и крутится около Жаргалмы, почуял, что она уезжает…

Она теперь не толстая, перешила у нового халата серебряные круглые пуговицы. Достала из сундука свои звонкие украшения, красивые четки. Серебряные цепочки, сандаловые шарики четок холодят, щекочут шею. Давно она не надевала их…

Все уже спят, храпит бедный Шойроб. Жаргалма с матерью последний раз проверила, не забыла ли чего, и легла спать. Она уже сама почти верит, что Норбо ждет ее, соскучился. Она не может заснуть… Так ребятишки волнуются накануне цагалгана, праздника белого месяца. «Зачем боги сделали зимнюю ночь такой долгой? Не уснуть… Одна собака залаяла, все собаки в улусе подхватывают, - лезут в голову ненужные мысли. - Как все слышно морозной ночью… Завтра уеду, больше не услышу этих собак. Ханда-мать обрадуется мне. А Норбо? Хорошо бы, он был в отъезде. Вернется, а я дома!»

Жаргалма лежит в постели и в темноте улыбается своим мыслям, как наяву видит маленький уютный летник Норбо, амбар, в котором лежат стянутые за оба конца еще не высохшие дуги. Видит коновязь, торчащую возле летника, - все, все, что окружает дом Норбо.

Ей так и не удалось уснуть. Поднялась, когда еще не отличишь белую нитку от черной.

Можно было бы и ехать, да боязно в такую рань проезжать перелеском, он как раз на пути. В степи никогда не страшно, там далеко видно, другого шума нет, только ветер свистит. А в лесу все кажется, что кто-то хрустит ветками, прячется за каждым деревом…

Родители тоже встали, даже Очир проснулся. Только Шойроб безмятежно похрапывал. Гостинцы уложили в большую кожаную суму, перекинули через спину коня, привязали ремнями. Там все - мясо, лепешки, там теплые рукавицы и топленое масло тетушки Самбы, подарок отца своему зятю - кожаные сапоги. Их сшил в русской деревне сапожник Демьян, которого все буряты называют по-своему - Жамьяном. Там подарок матери для Ханды - темно-зеленый бархат на дыгыл. Жаргалма захватила и туесок соленого мангира…

- Ну, доезжай хорошо! - волнуясь, сказала мать. Жаргалма поняла, что она хотела сказать-«Пусть тебя хорошо встретят. Счастливой семейной жизни, доченька».

- Хорошо доезжай, - повторил отец. Жаргалма обняла Очира, подвела коня к крыльцу, села с него в седло.

- Хорошо доеду, - громким, звенящим голосом ответила Жаргалма и сразу пустила коня вскачь. Через полверсты обернулась. Мать все стояла у крыльца, смотрела вслед, отца и Очира не было.

Жаргалма торопила и торопила быстрого Саврасого. Почему она раньше не надумала вернуться к мужу? Зачем мучила себя осень и половину зимы? Конечно, Нор-бо был болен… И он, и Ханда-мать в обиде, что она долго не ехала. Глупую брехню все давно позабыли, съели вместе с арсой. Скорее, скорее в Шанаа!

Она остановилась в какой-то юрте у дороги, покормила коня, выпила чашку чая и поскакала дальше. Отдохнувший конь нес быстро, его торопил, подхлестывал сильный мороз.

Коровы не успели еще доесть дневную долю сена, как Жаргалма въехала в улус Шанаа. Вот и летник Норбо, Саврасый остановился у крыльца. Из дома вышел Норбо, Жаргалма заметила, что он похудел, почернел. Вместо того, чтобы обрадоваться, сказать слова доброго привета, помочь ей слезть с коня, Норбо проговорил чужим, глухим голосом, точно из туго завязанного кожаного мешка:

- Ты зачем явилась? Я думал, не приедешь больше. Нам вместе не жить. Уехала, ну и ладно. Горе не большое, не голова разлучилась с телом. Детей нет, делить нечего.

- Ваш сын мертвым родился, - дрожащим, виноватым голосом сказала Жаргалма.

- Мой сын? Не знаю, чей он сын… Может, кто-нибудь к тебе в окошко лазал, - грубо ответил Норбо. - Не знаю.

- Выходит… тогда мне уезжать обратно?