– Кто это мы?
– Я и еще несколько человек, какой-то авиатехник.
– Откуда знаете, что он авиатехник?
– Так он сказал сам, и у него была летная форма, летная фуражка.
– Продолжайте.
– Так вот, был я, этот авиатехник, какая-то девушка и еще один боец. Мы проходили село. Я не хотел заходить в это село, мы стояли у крайней хаты, и я сказал: „Не надо", – но авиатехник сказал: „Там нет немцев, разве вы не видите? В селе никого нет, мы разживемся хлебом, салом, попьем молочка". И мы пошли. А в это время из одной хаты вышли немцы. Мы хотели пройти мимо и сделали вид, что не видим их, что нам все равно, есть они или нет, но от хаты закричали: „Але фир! Все четыре!" – и один из немцев махнул автоматом. Мы подошли. Они стали нас обыскивать, сначала авиатехника, потом девушку, потом меня. В правом кармане у меня лежал завернутый в тряпку партбилет. Но человек, обыскивая, правой рукой залезает к вам в левый карман, и когда он залез и стал шарить в левом кармане, я в это время расстегнул кацавейку, и он стал искать уже в пиджаке, а в правый карман так и не полез и не нашел партбилета.
– И они вас не расстреляли?
– Нет.
– А почему они вас не расстреляли? Я пожал плечами.
– Не знаете?
Он внимательно поглядел в мое лицо. Я молчал.
– За вас ответило ваше молчание. Я ничего не сказал.
– И вы хотите, чтобы я поверил вашей байке?
– Я говорю правду.
Он прицельно глядел в мои глаза, и я долго, и невыносимо, и бесконечно отвечал ему взглядом на взгляд, отражаясь в светлых зрачках. Наконец он устал или что-то решил про себя, и ему уже не надо было докапываться до чего-то там в моих глазах. И он стал перелистывать лежащие на столе серые, с фиолетовой машинописью страницы, будто там что-то было про меня.
– Какое задание получили?
– Они нас отпустили.
– Шифр, явка, связь? – быстро сказал он. – И не запирайтесь, лучше будет.
Я молчал.
– Как ушли из плена?