Родная кровь

– Дура! Хочешь это?! Получи! – с этими словами мужчина размахнулся и со всей силы врезал регистратор в ступени лестницы справа от шокированной женщины, глаза которой в этот момент едва не вылезали из орбит. Аппарат со страшным треском разлетелся на десятки мелких деталей. – Это всего лишь камера! Весь твой спектакль я уже продублировал на другие электронные носители! Можешь даже не рассчитывать в очередной раз выйти сухой из воды вместе со своим любовником, лживая тварь! Можешь попробовать избавиться и от меня, как вы избавились от моей матери, двух попавшихся вам под руку докторов, Рины Шейн и Ванды Фокскасл, и, в конце концов, избавились от Терезы – о твоих преступлениях всё равно всем станет известно уже через считанные минуты!

– Байрон, сынок, что ты такое говоришь?! – Лурдес начала задыхаться в испуганном рыдании. – Я бы никогда не причинила тебе вред! Я любила тебя…

– ТЫ УБИЛА ТЕРЕЗУ!!! ТЫ ПЫТАЛАСЬ УБИТЬ МОЕГО СЫНА!!! – схватив её за руки, он вздёрнул её, тем самым заставив её встать на трясущиеся ноги. Она вскрикнула от испуга и наверняка от боли в плечах, за которые он её удерживал. Я поняла, что сейчас это произойдёт… Он толкнёт её назад, она упадёт и сломает себе шею, и всё будет кончено. Он отомстит пятидесяти процентам Больничного Стрелка, не дождавшись моего приезда, не оставив возможности мести для меня. И в итоге мне, самой понимающей его, самой благодарной ему, придётся вывести его из его собственного дома с обвинением в убийстве убийцы. Он совершил самосуд. Значит, он такой же убийца, как женщина, которая наложила страшный отпечаток на всю его жизнь.

Я едва сдерживалась, чтобы не закрыть глаза. Я не хотела этого видеть. Потому что в эти ужасные секунды я чувствовала себя Байроном Крайтоном. Это я была Байроном Крайтоном – я сжимала плечи этой твари – я желала заткнуть её поганый рот, выделяющийся яд из которого погубил столько судеб. Но по ту сторону монитора была не я – был Крайтон.

Внезапно он выпустил её из своих рук, и она, продолжая конвульсивно рыдать, схватилась рукой за перила лестницы.

– Ты дала Терезе выбор: умереть или умереть, – сквозь зубы процедил он. – Я предоставляю тебе более гуманный выбор. Я звоню в полицию. Поднимайся в свою спальню и решай сама, что с собой делать, но со второго этажа ты самостоятельно уже не спустишься. Пошла!

Лурдес, спотыкаясь, не пошла, а побежала на второй этаж, стоило только Крайтону прикрикнуть на неё, а я вдруг замерла с перехватившимся дыханием.

Произошедшее поняла только я?..

Я исподтишка скосила взгляд на Арнольда. Он никак не отреагировал…

Неужели поняла только я?

Лурдес знала, о чём именно ей сказал Байрон, произнеся слова: “Решай сама, что с собой делать”, – потому что она знала, что он видел запись с видеорегистратора. Он не заставлял её глотать цианид – он предоставлял ей выбор. Она могла остаться в живых. Но она не была из тех, кто после стольких лет безнаказанности может позволить надеть наручники на свои по плечи испачканные в кровь руки. Байрон это знал. Я же знала, что увижу дальше…

Скрытая камера в комнате Лурдес засняла последние секунды её жизни. Забежав в спальню и закрывшись на замок изнутри, она высыпала всё содержимое своей сумочки на пол, схватилась за заветный пузырёк, всыпала в свой рот всё его содержимое и, бросившись к прикроватной тумбочке, начала вливать в своё горло воду прямо из графина. Прежде чем её схватила первая судорога, она успела лечь на кровать и сложить страшно дрожащие руки у себя на животе. Она сделала свой выбор без единого сомнения. Так же уверенно, как на предыдущей видеозаписи вынесла приговор Терезе – всего лишь за сутки перед тем, как приговорить себя.

Байрон, не отходя от подножия лестницы, подождал ещё несколько минут, прежде чем набрал номер полиции.

Он не хотел помешать ей.

Он знал, что она в эти минуты делала наверху, но не позвонил в скорую помощь, благодаря чему, в итоге, никто не выдвинет ему обвинений. Если бы он позвонил в скорую помощь, он бы таким образом подтвердил свою причастность к суициду этой стервы – продемонстрировал бы своё знание её действий за запертой дверью. Если бы в тот момент он набрал номер не того учреждения, тогда какой-нибудь дотошный до скрипа зубов следователь мог бы взяться доказывать факт того, что Байрон Крайтон специально психологически надавил на суицидницу, то есть в какой-то степени подтолкнул её к самоубийству, прекрасно зная, к чему приведёт подобное давление. Нет, в скорую помощь он не позвонил, и в полицию он тоже позвонил не сразу, чтобы никто не успел откачать этого загнанного в угол зверя и вернуть его с той стороны, на которую он отправил столько безвинных душ. Но я всё заметила и всё поняла… Зачем я это сделала?!

Я скользнула взглядом по Байрону Крайтону, стоящему по левую руку от меня, и, встретившись с ним взглядом, поспешно отвела свой в сторону.

Арнольд, вдруг нагнувшись к ноутбуку, начал отматывать запись назад. У меня засосало под ложечкой от предчувствия того, что он начал искать момент со словами Крайтона: “Поднимайся в свою спальню и решай сама, что с собой делать, но со второго этажа ты самостоятельно уже не спустишься”. И он действительно отмотал именно на этот момент! От этого мне мгновенно подурнело… Арнольд Рид был хотя и молодым, но талантливым полицейским, в свои двадцать девять он уже являлся следователем, именно его талант четыре года назад прославил его на все Соединенные Штаты Америки. Славу и звезду ему принесло дело Дождливого маньяка: психопат убивал домохозяек в дождливую погоду, расстреливая женщин в их собственных домах. Этого маньяка пытались словить на протяжении трёх лет, за которые он убил семерых женщин, но однажды этот псих залез на территорию Рида – расстрелял женщину в Лексингтоне. Арнольд вычислил его при помощи данных со штрафстоянки, на которой тот засветился в самом начале своей кровавой карьеры, и в результате взял его с поличным за мгновение до того, как тот успел бы убить очередную женщину. Прежде я слышала, что в процессе задержания Дождливого маньяка Арнольд Рид словил пулевое ранение, а прошлым утром я увидела его собственными глазами: шрам располагался над правой лопаткой. Маньяк, которого на протяжении трёх лет разыскивала полиция семи штатов, был взят двадцатипятилетним парнем, благодаря таланту и действиям которого последняя жертва серийного убийцы осталась в живых, и других жертв на этом счету больше не будет. Естественно Рид понял слова Крайтона так же хорошо, как их поняла Лурдес и как поняла их я! Но он не был мной… Уже когда Арнольд только начал отматывать запись именно на этот момент, я отчётливо понимала, что хочу не только закрыть свои глаза и уши, но и закрыть глаза и уши Арнольда. Это была просто фраза… Он ведь не приказал ей отравиться! Он сказал: “Ты дала Терезе выбор: умереть или умереть. Я предоставляю тебе более гуманный выбор. Я звоню в полицию. Поднимайся в свою спальню и решай сама, что с собой делать, но со второго этажа ты самостоятельно уже не спустишься”.

И всё же я решила не вмешиваться… У Байрона Крайтона достаточно силы, чтобы защитить себя самостоятельно. Ему всего лишь нужно сказать, что он имел ввиду не принятие Лурдес яда, а надевание наручников на её руки. Ему достаточно сказать, что его слова: “Со второго этажа ты самостоятельно уже не спустишься”, – подразумевали собой выведение её со второго этажа в наручниках и под конвоем, а слова: “Решай сама, что с собой делать”, – относились к её внешности – он просто дал ей возможность привести себя в порядок перед взятием под стражу. Подобного объяснения будет достаточно для того, чтобы я смогла выступить в его защиту перед Ридом и убедить напарника снять с его рук наручники. Если Рид в дальнейшем промолчит, Крайтону точно не будет предъявлено обвинение, так как кроме меня и Рида во всём дряхлом штате уголовного отделения полиции Роара никто больше не поймёт истинного значения его слов. Если же он сейчас сглупит и ответит неверно – Рид его точно возьмёт по обвинению в психологическом давлении, а значит содействии суициду.

Видеодорожка пошла: “Ты дала Терезе выбор: умереть или умереть. Я предоставляю тебе более гуманный выбор. Я звоню в полицию. Поднимайся в свою спальню и решай сама, что с собой делать, но со второго этажа ты самостоятельно уже не спустишься. Пошла!”.

Арнольд остановил запись и уверенным тоном, заставившим меня призакрыть глаза, спросил: