Террор

Она еле заметно кивнула.

Ирвинг поднес вонючий скользкий шмат сала к открытому рту и быстро полоснул по нему ножом, как делала эскимоска.

Он едва не оттяпал себе нос. Он точно отхватил бы себе нижнюю губу, когда бы нож не застрял в тюленьей коже (если она была тюленьей), мягком мясе и белом сале и не дернулся немного вверх. Однако единственная капелька крови все же сорвалась с рассеченного носа.

Безмолвная не обратила внимания на кровь, еле заметно помотала головой и протянула Ирвингу свой нож.

Он сжал в руке непривычно легкий нож и повторил попытку, уверенно резанув лезвием сверху вниз, в то время как капелька крови упала с его носа на шмат сала.

Лезвие вошло в него легко, как в масло. Маленький каменный нож – просто уму непостижимо – был гораздо острее его собственного.

Большой кусок сала оказался у него во рту. Ирвинг принялся жевать, пытаясь идиотскими гримасами и кивками выразить признательность женщине.

На вкус оно походило на дохлого карпа трехмесячной давности, вытащенного со дна Темзы за вулричскими сточными трубами.

Ирвинг почувствовал сильнейший рвотный позыв, хотел было выплюнуть комок полуразжеванного сала на пол снежного дома, потом решил, что подобный поступок не поспособствует выполнению его деликатной дипломатической миссии, и проглотил.

Ухмыляясь в знак благодарности за лакомое угощение и с трудом подавляя нестихающие рвотные позывы – одновременно украдкой промокая свой слегка рассеченный, но сильно кровоточащий нос обледенелой рукавицей, в данный момент служащей носовым платком, – Ирвинг с ужасом увидел, что эскимоска недвусмысленным жестом предлагает ему отрезать и съесть еще сала.

Продолжая улыбаться, он отрезал и проглотил второй кусок. По ощущениям все равно что проглотить чью-то огромную густую соплю, подумал он.

Удивительное дело, но пустой желудок Ирвинга громко заурчал, сведенный спазмом, и потребовал добавки. Похоже, вонючее сало удовлетворяло некую глубинную острую потребность организма, о которой он даже не догадывался. Его тело – если не разум – хотело еще.

Следующие несколько минут наблюдалась сцена прямо-таки из семейной жизни: лейтенант Ирвинг сидел на своей узкой снежной скамье, покрытой паркой из шкуры белого медведя, быстро, если не жадно, отрезая и глотая куски тюленьего сала, а леди Безмолвная ломала галеты, макала в судок его матери с таким проворством, с каким матрос подтирает с тарелки подливку корочкой хлеба, и поглощала джем с довольным гортанным урчанием.

И все это время обнаженные груди женщины оставались открытыми для неотрывного, благодарного, пусть и не вполне безмятежного созерцания лейтенанта Ирвинга.

«Что бы подумала мама, если бы увидела своего сына и свой судочек сейчас?» – подумал Ирвинг.

Когда оба закончили – Безмолвная съела все галеты и опустошила судочек, а Ирвинг основательно потрудился над салом, – он попытался вытереть губы и подбородок своей рукавицей, но эскимоска снова дотянулась до ниши и выдала ему пригоршню рыхлого снега. Поскольку температура воздуха в маленьком снежном доме была определенно выше ноля, Ирвинг неловко вытер снегом жир с подбородка и губ, промокнул лицо рукавом и протянул девушке полоску тюленьей кожи с остатками сала. Она указала рукой на нишу для хранения продуктов, и он затолкал туда кусок по возможности глубже.

«Теперь предстоит самое трудное», – подумал лейтенант.

Как объяснить – с помощью одних только жестов и мимики, – что сотне с лишним голодных человек, которым угрожает цинга, необходимо узнать ее охотничьи и рыболовные секреты?

Ирвинг разыграл целое пантомимическое представление. Под немигающим взглядом глубоких темных глаз леди Безмолвной он выразительно потер себе живот, изображая голодных людей; нарисовал в воздухе три мачты каждого корабля; затем показал, как люди заболевают, – высунул язык, скосил глаза к носу (мама всегда расстраивалась, когда он так делал) и повалился на меховую парку, – а потом указал рукой на Безмолвную и энергично изобразил, как она бросает копье, закидывает удочку и вытаскивает рыбу. Ирвинг несколько раз ткнул пальцем в нишу, куда минуту назад затолкал кусок сала, потом неопределенно махнул рукой, указывая далеко за пределы снежного дома, и снова потер живот, скосил глаза к носу и повалился на парку, а затем опять потер себе живот. Он указал на леди Безмолвную, на мгновение замялся, не зная, как сказать на языке жестов «покажи нам, как ты это делаешь», а потом повторил пантомимы с метанием копья и забрасыванием удочки, прерываясь, чтобы снова указать на эскимоску, изобразить растопыренными пальцами исходящие из глаз лучи-взгляды и снова потереть живот с целью представить голодных людей, которым необходимо преподать уроки охоты и рыболовства.

Когда он закончил, по лицу у него градом катился пот.