Террор

– Чарльз, – обратился Фицджеймс к старшему помощнику, – зажгите фонари. Мы спускаемся вниз. Коллинз, вы идете с нами. Мистер Данн, мистер Браун – вы тоже.

– Есть, сэр, – хором откликнулись помощник конопатчика и боцманмат.

Генри Коллинз, второй лоцман, спросил:

– Без оружия, сэр? Вы хотите, чтобы мы спустились вниз без оружия?

– Возьмите ножи, – сказал Фицджеймс. – У меня есть это. – Он поднял однозарядный пистолет. – Держитесь за мной. В скором времени лейтенант Левеконт последует за нами с группой вооруженных людей и принесет оружие для нас. Доктор, вы тоже держитесь рядом со мной.

Гудсир молча кивнул. Он надевал свою – или чужую – шинель и никак не мог попасть рукой в рукав, точно малый ребенок.

Фицджеймс – в одной только потрепанной куртке, надетой поверх рубашки, и без перчаток – взял у Дево фонарь и начал быстро спускаться по трапу. Откуда-то снизу донесся грохот тяжелых ударов и треск, словно кто-то крушил там переборки или стенки корпуса. Истошные вопли больше не раздавались.

Гудсир вспомнил приказ капитана держаться рядом с ним и ощупью двинулся вниз следом за двумя мужчинами, забыв взять фонарь. Он не прихватил с собой сумку с медицинскими инструментами и бинтами. Браун и Данн грохотали башмаками по ступенькам у него за спиной, а замыкал шествие безостановочно чертыхающийся Коллинз.

Средняя палуба находилась всего семью футами ниже жилой, но казалась совершенно другим миром. Гудсир почти никогда не спускался сюда. Фицджеймс и старший помощник стояли поодаль от трапа, светя фонарями по сторонам. Врач осознал, что температура воздуха здесь должна быть градусов на сорок ниже, чем в жилой палубе, где они ели и спали, – а средняя температура воздуха на жилой палубе теперь была ниже ноля.

Грохот и треск прекратились. Фицджеймс приказал Коллинзу замолчать, и пятеро мужчин окружили люк, ведущий в трюм. Все, кроме Гудсира, взяли с собой фонари и теперь светили вниз, хотя тусклые лучи рассеивали туманную морозную мглу лишь в радиусе нескольких футов. Пар от дыхания висел перед ними пеленой ледяных кристаллов. Частый топот ног в жилой палубе, казалось, доносился до них с расстояния многих миль.

– Кто там дежурил сегодня ночью? – шепотом спросил Фицджеймс.

– Мистер Грегори и один кочегар, – ответил Дево. – Кажется, Кауи. А может, Плейтер.

– И мистер Уикс со своим помощником Уотсоном, – возбужденно прошептал Коллинз. – Они там работали всю ночь, заделывали пролом в корпусе по правому борту, рядом с угольным бункером.

Внизу раздался рев. Он звучал в сотню раз громче и свирепее, чем любой другой рев, какой Гудсиру доводилось слышать, – чем даже тот, что донесся из черного зала в полночь во время карнавала. Мощный звук отразился от всех шпангоутов, металлических конструкций и переборок в средней палубе. Врач был уверен, что вахтенные в завывающей метельной ночи двумя палубами выше слышат жуткий рев так ясно, как если бы существо находилось на палубе с ними. Яички у него сжались и мошонка попыталась втянуться в тело.

Рев доносился из трюма.

– Браун, Данн, Коллинз! – резко сказал Фицджеймс. – Ступайте в носовую часть и задрайте передний люк. Дево, Гудсир, следуйте за мной.

Фицджеймс засунул пистолет за пояс и, держа фонарь в одной руке, спустился по трапу в темноту.

Гудсиру пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы просто не обмочиться. Дево быстро спустился вниз за капитаном, и только чувство стыда при мысли, что он не последует за ними, в сочетании со страхом, что он останется здесь один в темноте, заставило дрожащего врача двинуться вслед за старшим помощником. Руки и ноги у него были как деревянные, и Гудсир знал, что онемели они не от холода, а от страха.

У подножья трапа – в холодном мраке, более непроницаемом и ужасном, чем любая арктическая тьма снаружи, – капитан и старший помощник стояли, держа фонари в левой руке. Фицджеймс выставлял вперед взведенный пистолет. Дево крепко сжимал обычный корабельный нож. Рука у него дрожала. Никто не шевелился и не дышал.

Тишина. Грохот ударов, треск, крики прекратились.