Террор

– В принципе, можно, доктор Гудсир. Но выступающие кили… их вдавит в днище или, наоборот, вырвет из него при прохождении через первую же торосную гряду, не правда ли?

Я снова кивнул и положил руку в рукавице на планширь.

– Мне кажется или эти четыре судна действительно несколько короче вельботов?

– У вас отличный глазомер, доктор. Двадцать восемь футов длины против тридцати у вельботов. И они тяжелее. Вдобавок у них прямоугольная корма.

Я только сейчас заметил, что у этих двух лодок, в отличие от вельботов, имеются резко выраженные нос и корма. Ничего похожего на каноэ.

– Скольких человек вмещает тендер? – спросил я.

– Десятерых. Это восьмивесельное судно. На нем хватит места для незначительного количества припасов и останется место, чтобы всем укрыться внизу во время шторма, даже в открытом море. За счет двух мачт парусность у тендеров вдвое больше, чем у вельботов, но, если нам придется подниматься по реке Бак, Большой Рыбной, от тендеров будет меньше толку, чем от вельботов.

– Почему? – спросил я, чувствуя, что мне уже следует знать ответ, так как капитан уже объяснял мне.

– У них осадка больше, сэр. Давайте взглянем на следующие две лодки… ялы.

Я рассмотрел следующие два судна.

– Они, похоже, длиннее тендеров, – заметил я.

– Так и есть, доктор. Тридцать футов длиной… как вельботы. Но они тяжелее, доктор. Даже тяжелее тендеров. Тащить ялы по льду на санях – дело очень трудное, уверяю вас. Мы и досюда-то еле-еле доволокли их. Вполне возможно, капитан Крозье предпочтет оставить ялы здесь.

– В таком случае не стоило ли просто оставить их у кораблей? – спросил я.

– Нет, – помотал головой Фицджеймс. – Нам необходимо выбрать такие судна, на которых у сотни человек больше шансов продержаться несколько недель или месяцев в открытом море или даже на реке. Вам известно, доктор, что эти лодки – все эти лодки – оснащаются по-разному для морского и речного плавания?

Теперь настала моя очередь помотать головой.

– Не важно, – сказал капитан Фицджеймс. – Мы подробно разберем различия между речной и морской оснасткой судна как-нибудь в другой раз – предпочтительно теплым солнечным днем, когда будем находиться далеко к югу отсюда. Теперь оставшиеся восемь лодок… Первые две – это полубаркасы. Следующие четыре – корабельные шлюпки. И последние две – ялики.

– Ялики вроде значительно короче остальных, – заметил я.

Капитан Фицджеймс попыхал своей зловонной трубкой и кивнул, словно я изрек некий перл мудрости из Священного Писания.

– Верно, – печально сказал он. – Длина яликов всего двенадцать футов против двадцати восьми у полубаркасов и двадцати двух у корабельных шлюпок. Но ни первые, ни вторые, ни третьи не оснащаются мачтами и парусами, и все они маловесельные. Боюсь, людям в них придется туго, коли мы выйдем в открытое море. Я не удивлюсь, если капитан Крозье решит оставить их здесь.

«Открытое море?» – подумал я. Мысль о плавании на любом из этих суденышек по любой акватории шире реки Большая Рыбная, представлявшейся мне подобием Темзы, никогда прежде не приходила мне в голову, хотя я не раз присутствовал на различных совещаниях, где обсуждалась такая возможность. Глядя на маленькие и довольно хрупкие на вид полубаркасы, ялики и шлюпки, я подумал, что людям, вышедшим на них в море, останется лишь провожать взглядом двухмачтовые тендеры и одномачтовые вельботы, скрывающиеся за горизонтом.