Бюлент засыпал глубокой ночью. Перед сном его приучили к укачиванию.
А если его просто клали в постель, он мог среди ночи поднять на ноги весь дом. Гюльсум вменили в обязанность каждую ночь за полчаса-час перед сном качать запеленатого ребенка на руках, а потом колыбель с ним. Если она не годилась ни для какой другой работы, пусть выполняет хотя бы эту!
Иногда Гюльсум поручали сделать что-нибудь после того, как она уже легла. Но подобное случалось не каждую ночь, а лишь изредка. Таково было ее положение в доме… Иногда после полуночи у кого-нибудь из барышень начинались острые боли, или неожиданно заболевал кто-нибудь из детей.
Тут тоже нужна была Гюльсум. И ее снова отправляли спать после того, как она закончит работу. Однако выдавались такие ночи, что болезнь продолжалась до утра. Пока она возилась с больным, уже рассветало, начинали просыпаться дети, крича звонкими, словно петушиными, голосами; пробуждались, покашливая, старики. Было уже не время ложиться спать.
И Гюльсум, немного бледная после бессонной ночи, задувала светильники и со своим обычным озорством начинала новый день.
И случилось так, что эта особенность Гюльсум, вместо того, чтобы со временем пройти, напротив, начала принимать немыслимые масштабы.
В доме ее заставляли делать самую грязную работу, которой брезговали все остальные. Кроме детских горшков, она следила также и за мышеловками. Стирать, помимо детских пеленок, вещи, использованные либо испачканные больными, до того, как их отправят к прачке, тоже поручали Гюльсум.
В доме было множество кошек. Несмотря на то что Гюльсум с хозяйской заботливостью выделила каждой из них отдельное место в саду, все равно иногда они гадили под диванами или за дверью, и, если это обнаруживалось, убирать приходилось, конечно же, девочке.
Однажды к Феридун-бею приехал гость из Гебзы и, напившись, уронил свои часы в туалет. Часы были хорошо видны, но он не смел их достать. Тогда ханым-эфенди погладила Гюльсум по спине и засмеялась.
— А ну-ка, девочка моя. Есть для тебя работенка. Уж что-то, а это ты умеешь, — сказала она.
Девочка закатила рукава энтари по самые плечи и принялась за работу. Домочадцы толпились и толкали друг друга, чтобы понаблюдать за ней, некоторые не выдерживали и убегали с рвотными позывами. Наконец Гюльсум, с раскрасневшимся от усердия лицом, вытащила часы, издав радостный победный крик. Вытащить-то вытащила, но она сама вся перепачкалась. Барышни с воплями прибежали к самой опытной в доме в таких делах кормилице из Карамусала.
— Ох, наша любимая кормилица… Нужна твоя помощь. Вынеси ее в сад, ни к чему не прикасаясь. Выброси все, что на ней надето. Пока хорошенько не отмоешь ее, не пускай в дом… — умоляли они.
Гюльсум тщательно вымыли от макушки до пяток. Однако барышни не подходили к ней еще много дней. Как только она приближалась к ним, они кричали:
— Ох, девочка… держись подальше… не протягивай руку… мне кажется, что от тебя воняет… — В то же время Гюльсум, видя такое отношение к себе нервных барышень, злорадно ухмылялась, шутила и делала вид, что хочет броситься им на шею и обнять. Одним словом, о Гюльсум в доме говорили: «Из ее рук нельзя есть даже неочищенное яйцо». И это было действительно так.
Гюльсум не отделяла чистое от грязного не только в вещах, к которым прикасалась, но и в еде. Слава Аллаху, в доме было всего полно. Тем, что воровали повара и прислуга, можно было бы наполнить еще один дом.
Так получалось, что Гюльсум всегда доставались объедки, черствая или испортившаяся еда. Причина была следующей: в доме часто готовили еды больше, чем нужно, и в шкафах скапливались вчерашние или даже позавчерашние объедки. Так как выбрасывать еду считалось грехом, то эти объедки тарелками выставляли перед Гюльсум.
— Гюльсум, дочь моя… Сейчас прохладно… Если это и постояло неделю, ничего страшного… Немножко, правда, с душком… Съешь-ка, чтобы не пропало, — уговаривали ее.
ebooksa