– Господин отозвал свою защиту, когда жители увидели, что она сделала с Алексис, – ответила на бегу Джек, затаскивая Джилл внутрь. Если бы он не знал ее настолько хорошо, он бы и не заметил, что этот ясный и холодный голос дрожит от напряжения. – Они собираются убить ее.
Джилл пронзительно вскрикнула и выдернула руку из руки Джек; это оказалось нетрудно – окровавленная рука все еще была скользкой.
– Это неправда! Он любит меня! – закричала она и бросилась бежать.
Но доктор Блик неожиданно оказался уже рядом с ней с белой тряпкой в руке. Он прижал тряпку к носу и рту Джилл. Отчаянно мяукнув, будто котенок, протестующий против того, что его укладывают спать, она пыталась бороться, но через несколько секунд ее колени подогнулись, и она упала, завалившись на спину.
– Джек, быстро. – Он захлопнул дверь. – У нас мало времени.
Повиновение – первое, что вдолбил ей доктор Блик: любое промедление могло привести к печальным последствиям, многие из которых могли стать смертельными для маленькой девочки, которой она была. Джек поспешила к Джилл, подхватив бессознательную сестру на руки. Они были одного роста, но ей показалось, что Джилл почти ничего не весит, что она легкая как пушинка.
– Нужно спрятать ее, – сказала Джек.
– Не получится просто спрятать ее, – ответил доктор Блик. Он схватил какой-то небольшой прибор с верстака и двинулся к задней двери. – Ты была превосходной ученицей, Джек. Ты быстро соображаешь, у тебя острый ум – в тебе было все, чего бы мне хотелось. Мне жаль, что это случилось.
– Что вы имеете в виду, сэр? – Желудок Джек сжался.
Она держала на руках спящую сестру, всю в крови своей мертвой подруги, жители деревни шли с факелами и вилами к мельнице. Она сказала бы, что хуже уже быть не может. Неожиданно она с ужасом осознала, что может.
Джилл осталась с Господином, и, хотя она и чувствовала, что ее бросили, она была из тех, кто не оглядывается назад. Она хотела быть дочерью вампира, а вампиры не любят ни с кем делиться. Джек ушла с доктором Бликом, и он заботился о ней, кропотливо учил ее, но тема любви никогда не была затронута.
Так что все это благодаря Алексис. Алексис гуляла с ней по деревне, знакомила с людьми, которые раньше были лишь чередой случайных лиц, рассказывала ей об их жизни, пока она не научилась узнавать их, видеть в них людей. Алексис плакала вместе с ней, и смеялась, и жалела ее сестру, одинокую, запертую в замке. Это Алексис всколыхнула в Джилл человеческие чувства, и, увидев, что ее сестра напугана и брошена, Джек осознала, что все еще любит ее.
Без Алексис она вовсе забыла бы, что такое любовь. Джилл, скорее всего, все равно убила бы кого-нибудь, любого попавшегося под горячую руку деревенского жителя – но тогда Джек не спасла бы ее. Хуже всего было сознавать, что, если бы на месте Алексис был кто-нибудь другой, жители совершили бы свою месть.
– Я имею в виду, они убьют ее, если найдут здесь, а заодно убьют и тебя – в твоем лице им выпадет редкий шанс убить одного и того же человека дважды. – Он всадил заостренные «ножки» прибора в деревянную дверь, прихлопнул его и принялся крутить диски с цифрами. – Господину пришлось отречься от нее, чтобы удержать их от штурма замка, даже вампиры боятся огня, но убийства своей дочери он им не простит. Он выжжет деревню дотла. Такое уже случалось. Единственный способ спасти их – спасти ее.
– Сэр, какое отношение это имеет к…
– Двери – величайшая научная загадка нашего мира, – сказал доктор Блик. Он взял банку с заточенной в ней молнией и разбил ее о дверной проем. Воздух наполнился искрами. Устройство внезапно ожило, диски бешено закрутились. – Ты на самом деле думала, что я не найду способа, как обращаться с ними?
Глаза Джек округлились.
– Мы могли вернуться в любое время? – требовательно спросила она, но это больше походило на писк.
– Вы могли вернуться, – согласился он. – Но вы вряд ли вернулись бы домой.