– Держись спокойно, Руфус, любовь моя.
– Разумно ли было выступать с таким заявлением? Я в оцепенении, а ты, должно быть, вне себя.
– У нас нет другого выбора, кроме как быть честными, мой дражайший из всех друзей. Бери пример с меня, мы это преодолеем. Не Известный никогда не существовал, и его брат-близнец Никто тоже никогда не существовал. Будем придерживаться правды, такой, какой мы ее знаем. Сейчас моя очередь быть рассудительным, а твоя – смятенным. Помни, всегда только правда! Мы не можем себе позволить запутаться во лжи.
– Дай мне глоток бренди.
Когда Эйб вернулся, то нашел Руфуса все еще прижавшимся к Ра и прихлебывающим коньяк.
– Кто это на самом деле? – спросил он. – Кто-то должен был позировать для портрета, в нем нет ничего мифического. Это реальный человек.
Комната, в которую отправили Эйба, была роскошным будуаром в розовых, белых и красных тонах, с золотом. Тканями служил сандерсоновский текстиль с розами, мебель была в стиле Людовика Пятнадцатого, на полу лежал обюссоновский ковер[29]. Это было в высшей степени женское убежище, рассчитанное на то, чтобы обессилить мужчину в течение пяти минут. Исключение составлял портрет Не Известного, висевший в центре белого пространства, причем его темное и мрачное присутствие не гармонировало со всем остальным, включая сам дух комнаты. Портрет был выполнен одним из тех европейских живописцев, которые все еще понимали приемы мастеров Возрождения и их придерживались. Не то чтобы этот художник умалял достоинства Хэнка Джонса; просто они были продуктами двух очень разных школ. Более старая работа, выполненная маслом, мазками музейного качества, передавала характер Не Известного иначе, чем это сделал Хэнк.
Волосы мужчины были густые, черные, зачесанные со лба назад, они лежали естественными волнами и заканчивались на воротнике. Маленькие, аккуратные уши были прижаты к голове, а очертания черепа принадлежали Адонису. Обильно загорелая кожа придавала облику мужчины определенную твердость, в которой он нуждался – уж слишком деликатны были изгибы его рта и изящество его носа, а скулы соперничали со скулами Юлия Цезаря. Над тонкими дугообразными бровями возвышался широкий и высокий лоб, на подбородке имелась ямочка, и, вероятно, в расслабленном состоянии ямочка образовалась и на правой щеке. Коренная разница между Не Известным и Доу Желанным заключалась в глазах, которые Хэнк изобразил ярко-синими, тогда как глаза Не Известного казались темными. На Фенеллином портрете их назначение заключалось в том, чтобы преобразовывать Люцифера в Мефистофеля: зловещие, полные тайн, само природное зло. Красота в самом своем мужском и страшном проявлении.
– Если когда-нибудь его встретишь, то уже не забудешь, – сказал Эйб, все еще находясь под впечатлением.
– Иногда я убежден, что хорошо его знаю, в другие моменты уверен, что никогда его и не встречал, – проговорил Ра. – Учитывая возраст Фенеллы и тот факт, что он числится отцом Руфуса, никто из нас его не помнит.
– Фенелла сказала, что после того, как она объявила ему о своей беременности, он снял с себя ответственность, и она никогда его больше не видела, – сказал Руфус.
Эйб изучал лицо Руфуса, его же лицо при этом было нахмуренным и напряженным.
– Как я ни стараюсь, не могу найти в вашем облике ничего общего с Не Известным. Вы привлекательный мужчина, но в другом стиле. Вы пошли в Фенеллу?
– Вообще-то нет. Она была очень светловолосая – это ее портрет на верхней площадке главной лестницы.
– В таком случае вы не похожи ни на одного из родителей.
– Я подменыш, ребенок, подкинутый эльфами взамен похищенного, – усмехнулся Руфус. – Но, должно быть, я все-таки ее сын – она оставила мне все свое состояние. Я любил ее, но она начала чахнуть задолго до того, как болезнь взялась за нее по-настоящему, так что это была любовь на расстоянии, если вы понимаете, что я имею в виду. Мы с Ра были воспитаны мамками, няньками, гувернантками и домашними учителями.
Сердце Эйба сжалось.
– Не очень-то семейная жизнь, а?
Руфус рассмеялся.
– На самом деле у нас была семейная жизнь. Мы родились в один и тот же день, и всегда были вместе. Поскольку мы геи, вы, вероятно, думаете, что нас растлили в детстве, но это не так. Мы думаем, мы были просто… рождены гомосексуальными.