— Ну, встретимся с ними в среду или в четверг.
Розмари наконец расстегнула запонку и протянула ее на ладони. Ги забрал ее.
— Спасибо. Но ты можешь туда не ходить, если не хочешь, останешься здесь.
— Наверное, я лучше останусь, — согласилась она, потом подошла к кровати и села.
— Он лично знал Генри Ирвинга, — продолжал Ги. — И это ужасно интересно!
Розмари отстегнула чулки.
— Зачем они сняли картины? — задумчиво спросила она.
— Не понимаю.
— Картины… Они их зачем-то сняли. И в гостиной, и в коридорах. Там одни гвозди остались. Картина, которая висит над камином, совсем не из той рамы. Она на два дюйма короче с обеих сторон.
Ги внимательно посмотрел на нее.
— А я и не заметил.
— И зачем у них столько газет и бумаг в гостиной?
— А это он мне объяснил, — сказал Ги, снимая рубашку. — Он собирает марки. Со всего света, поэтому так много разной почты.
— Да, но почему все это свалено в гостиной? У них ведь есть еще три или четыре комнаты, и все закрыты. Почему бы им туда все не переложить?
Ги подошел к Розмари, держа рубашку в руке, и нажал пальцем ей на нос.
— Ты становишься такой же любопытной, как и Минни, — сказал он, чмокнул воздух и отправился в ванную.
Через десять или пятнадцать минут, поставив чайник для кофе, Розмари почувствовала резкую боль внизу живота — верный сигнал приближающихся месячных. Она расслабилась, держась одной рукой за плиту, и подождала, пока боль утихнет, затем вынула салфетку, банку с кофе и вдруг ощутила себя одинокой и несчастной.
Ей было двадцать четыре года, она хотела иметь троих детей с разницей в два года, но Ги был к этому «пока не готов», и она боялась, что он не будет готов, пока не станет такой же знаменитостью, как Марлон Брандо и Ричард Бэртон вместе взятые. Неужели он не знает о своем таланте и о том, что ему обязательно повезет? Поэтому ее план был — забеременеть «случайно»: от таблеток у нее болела голова, а резиновые изделия она считала отвратительними. Ги сказал на это, что подсознательно она продолжает оставаться доброй католичкой, хотя никаких дальнейших объяснений она ему не давала. Он снисходительно изучал ее календарь и избегал «опасных» дней, хотя каждый раз она говорила: «Нет, сегодня можно. Я уверена, что сегодня безопасно».
И вот снова в этом месяце он выиграл, а она проиграла в их недостойном соревновании, о котором он даже не подозревал.
— Проклятье! — Она с силой стукнула банкой по плиге.