Последняя схватка. Армагеддон 2000. Ребенок Розмари,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Неужели?

В конце концов Джо пришлось уступить. Из своего обширного опыта он хорошо знал, что спорить с ростовщиком значило попусту тратить время. Джо зажал в горсти кучку помятых банкнот и покинул лавку.

Он скользнул в дождь, на ходу пересчитывая деньги. Их оказалось немного, но все равно это было лучше, чем ничего. Раскапывать погребенные сокровища — до чего же вдохновляющее занятие! Монетка ли случайная, иная ли драгоценность, свалившаяся в сточную трубу — с этого ведь не взимаются налоги. Хотя за кинжалы ему, конечно, следовало выручить гораздо более солидную сумму. А с другой стороны это был неожиданный презент, небесный Дар.

Джо распахнул двери бара. Он был суеверен. Такие деньги хранить нельзя. Либо он их промотает на скачках, либо просто прокутит. Джо взгромоздился на стул и для начала заказал порцию шотландского виски. Затем угостил бармена. Пропустил очередной стаканчик и предложил принять на грудь своим друзьям.

Утром он чувствовал себя так погано, что, пожертвовав своим дневным заработком, счел за благо остаться дома.

Приблизительно месяц провалялись кинжалы, никем не замеченные в глубине витрины. И вот, наконец, один из сотрудников аукциона заметил их и купил. Два дня спустя они были выставлены на аукционе. Этот экспонат так и назывался «Семь кинжалов»: все они — один к одному — красовались на бархате. Семь ликов Христа ослепительно сверкали, а лезвия были отполированы до звездного блеска.

Сначала торг никак не удавалось сдвинуть с мертвой точки. Сезон заканчивался, и на аукционе присутствовали всего лишь несколько участников, а «Семью кинжалами» заинтересовался, похоже, лишь один человек. Он стоял в конце зала. Всего два раза поднималась цена на кинжалы, прежде чем этот человек купил их.

По дороге домой он поглядывал на свою покупку, завернутую в упаковочную материю. Мысль о ней будоражила в нем любопытство. Что-то необъяснимое не давало ему покоя, но тщетно пытался он вспомнить, что и где читал он про эти самые кинжалы несколько лет тому назад.

Добравшись домой, он пришел прямо в свой кабинет и рдзложил эти реликвии на письменном столе. Некоторое время он смотрел на них, потом поднял ближайший кинжал, пробуя его на вес. Едва холодный металл коснулся ладони, мужчина вскрикнул: лезвие мгновенно рассекло кожу, выступила кровь. Мужчина обмотал кисть носовым платком и зажал кинжал между большим и средним пальцами, так что большой палец пришелся как рав на лик Христа. Медленно приподнял он кинжал над лежащим на столе блокнотом и отпустил его. Лезвие пробило блокнот и воткнулось в стол.

Христос на рукоятке вздрогнул. Мужчина выдернул кинжал из стола и принялся разглядывать дырку. Да, это было страшное оружие — с треугольным лезвием, — и любая, полученная от него рана заживала бы очень долго. Он вздрогнул и направился к книжным полкам. Выбрав три нужных тома, он вернулся к письменному столу. Устроился поудобней и стал читать, поглаживая рукоятку.

Часом позже он протянул руку к телефону, набрал номер и стал ждать.

— Отца Дулана, пожалуйста, — попросил он и даже не удивился, услышав, насколько взволнованно прозвучал его голос.

Пассажиры, очутившиеся на борту Боинга-747 рядом со священником, были поначалу несказанно рады этому соседству. Люди в ожидании полета нервничали, и когда массивный самолет, вздрогнув на взлетной полосе Нью-Йоркского аэропорта Кеннеди, поднялся над Лонг-Айлендом в чистое небо и взял курс на восток, они несколько поуспокоились, вслушиваясь в молитвы священника. Но уже через небольшой промежуток времени эти пассажиры ощутили некоторое беспокойство. Почему этот священник так суетлив? Чем он так глубоко озабочен? Неужели он от них что-то скрывает? Да и что вообще может Находиться в этом странном свертке на его коленях? Он так вцепился в этот сверток, что не отложил его в сторону даже во время еды. Приземлившись в Риме, люди были счастливы, что находятся, наконец, на земле, в безопасности.

На контроле таможенник, извинившись, попросил священника предъявить багаж. При этом он испытал некоторое смущение от того, что был вынужден оказать недоверие человеку в сутане, но другого выхода у него не было. Наркобизнес применял нынче всяческие уловки, и контрабандисты вполне могли выдавать себя за служителей церкви.

Таможенник растерянно заморгал, увидев в сумке священника кинжалы, но не успел он и рта раскрыть, как тот выложил перед ним счет за купленный на Чикагском аукционе экспонат.

Уже пропустив священника, таможенник глянул ему вслед, размышляя, что же собирается затеять в Риме этот американский церковный служка с полудюжиной кинжалов. Неисповедимы пути Господни, решил он, повернувшись к следующему пассажиру. И тут же забыл об отце Дулане.

В аэропорту священник взял напрокат машину и, несмотря на глубокую ночь, поехал на юг.

Уже приближаясь к нужной деревушке, он сверился с картой и взглянул на часы. Скоро рассвет. Он зевнул, потянулся и уверенно направил свой юркий «фиат» по деревенской дороге мимо спящих ферм и поселков в сторону местечка Субиако.

Было еще темно, когда отец Дулан затормозил и выключил мотор. Непривычная тишина заставила его вздрогнуть. Священник вышел из машины, осмотрелся по сторонам и взглянул на монастырь — темное и потрескавшееся древнее сооружение, будто выросшее из вершины холма. Обшарпанная, видавшая виды крыша монастыря четко вырисовывалась на фоне ночного неба.

Пробираясь к зданию, отец Дулан внезапно осознал, насколько древним являлось это место, впервые в жизни его пронзило ощущение времени и истории. Священник вдруг отчетливо и ярко представил себе эту постоянную борьбу добра со злом, веками происходившую на этой бренной земле. Он почувствовал собственную убогость и незначительность.