Последняя схватка. Армагеддон 2000. Ребенок Розмари,

22
18
20
22
24
26
28
30

Священник ушел, и Кейт, прихватив папку, поднялась к себе в спальню. В голове у нее царила полнейшая неразбериха, недоверие граничило со жгучим любопытством. Конечно, все до единого высказывания этого священника были безумными. Но она непременно прочтет все эти записи, только тогда она успокоится. Кейт забралась в постель и стала листать документы.

Ее взгляд наткнулся на газетную вырезку о назначении Торна президентом Совета по делам молодежи. Рядом, видимо, рукой священника, были сделаны несколько пометок. Когда Кейт мельком пробежала их глазами, на ум ей внезапно пришло интервью с Дэмьеном: он говорил, что стремится дать молодым людям большие полномочия в общественной жизни. В памяти вспыхнули страстность и красноречие, сопутствовавшие тогда его выступлению. Журналистка вспомнила древнее высказывание: «Отдайте мне мальчика, когда ему нет шести, и я завладею им навсегда».

Кейт вздрогнула, подумав вдруг об охоте, о Питере, о следам крови на его лице после «крещения».

В обширную документацию отец де Карло вложил и брошюру о «Торн Корпорейшн» со списком тех стран, кому эта корпорация оказывала помощь. На полях он добавил свой вывод: «Президент США к сорока годам».

Кейт попыталась разобраться в своих мыслях. Доверчивость — это, пожалуй, самый серьезный недостаток журналиста. Но и агрессивный скептицизм — не лучший стиль в этой области. Кейт припомнила своего первого шефа, однажды заявившего ей, что никакого труда не составляет бросить фразу, вроде «ну и чушь все это». Язвить или насмешничать, конечно же, неизмеримо проще.

Но ведь как раз в этом-то случае все и являлось чушью, разве нет? Полное безумие. Она страшно утомилась, а священник воспользовался ее усталостью и предложил ей эту… ерунду.

Дэмьен Торн — сын Сатаны. Абсурд, бред. Кейт повернулась на бок и мгновенно провалилась в сон, даже не раздевшись.

Она не слышала, как в спальню вошел Питер. Он взял в руки папку и впился глазами в оставленный священником адрес.

Глава семнадцатая

Симптомы были налицо. Харвей Дин понимал, что ему грозит опасность превратиться в бросовую, ненужную вещь. Он боялся теперь просыпаться по утрам и идти на работу. Он чувствовал себя в присутствии Дэмьена на грани срыва. Дин попытался найти хоть какой-нибудь выход, но ничего путного не придумал. От этого никуда не уйти. Он вынужден помалкивать и надеяться на лучшее. Его будущее было в чужих руках, да и счастью своему он не был хозяином.

Вся чудовищность ситуации заключалась в том, что Дин внезапно обнаружил в себе страстную отцовскую любовь. Он был без ума от своего сынишки. Дин обожал в нем все, начиная с крошечных ноготков на пальчиках до торчащих на голове волосиков. Он любил малыша сильнее, чем Барбару и Дэмьена вместе взятых. Однако, вздумай он удрать с ребенком хоть на край света, его все равно нашли бы. Его бегство сочли бы за неверность, а худшего преступления в глазах Торна не существовало. Кроме того, сюда тут же приплюсовали бы и его участие в Израильской операции. f

Дин что-то пробормотал в телефонную трубку и взгля- н”л на Дэмьена.

— Израильтяне вцепились в Шредера, — заявил он. — Придется его ликвидировать, пока он еще не проболтался.

Дэмьен не отрывался от бумаг.

— Ну так сделайте это, — небрежно произнес он.

— Но у нас нет возможности подобраться к нему, — возразил Дин, уже не в силах скрыть отчаяние в голосе. — Его ведь держат в Тель-Авиве, и ты один можешь сделать это, Дэмьен.

— Ты тоже в состоянии позаботиться об этом.

— Но ведь я только что сказал тебе…

• — А я сказал тебе, — перебил его Дэмьен, поднимая, наконец, голову от письменного стола и насквозь прожигая взглядом Дина. — Я еще раньше говорил тебе, что силы мои будут убывать с каждым новым днем Назаретя- нина.

Дин с трудом проглотил застрявший в горле ком. И кто его спять дернул за язык? Сидел бы да помалкивал в тряпочку. А теперь вот они опять вернулись к страшному для него разговору.