Бить из орудий, пока не сдадутся.
На плотине много мятежных войск. Можно ли хлестануть из гаубиц?
Кто будет стрелять по заводу, того я сам расстреляю...
— I орит тюрьма, а в ней люди, тысяча голов...
— Что? Люди горят? —Азин огрел нагайкой кубанца.
Он мчался мимо грязных заплотов, серых домишек, голых тополей по разрытым, в черных блестящих лужах, улицам. Жеребец вынес его к высокой каменной стене, за которой укрывалось мерзопакостное здание с железными решетками на узких окнах. Пожар пока охватил караульные пристройки: часовые бежали, распахнув настежь тюремные ворота. Азин вынесся на просторный булыжный двор, взмахнул шашкой:
— Сво-бо-да!..
В пять часов мятежный город пал.
39
— Я назначаю вас командиром Вольской и Инзенской дивизии. Ваша задача — помогать Симбирской дивизии при штурме Сызрани. Не подведете? — спросил Тухачевский.
Да пусть п оклянет меня мать моя! Мой дед ключи от Смоленска Наполеону не сдал, как же я запятнаю свою биог’а-фию! Пусть буду последним подлецом, если не оп’авдаю вашего дове ия, Мишель,— клятвенно заверил Энгельгардт, глядя увлажненными глазами на командарма.
Тогда в дорогу! Действуйте смело, решительно и, главное, быстро,— напутствовал командарм.
Энгельгардт с чувством пожал руки Тухачевскому и Карет-скому и, откозыряв, вышел. Они проводили его долгими взглядами и, словно боясь высказать друг другу сомнения, молчали.
— Если бы был другой опытный в военном деле командир, я бы назначил его,— пасмурно заговорил командарм. — Держите с Энгельгардтом постоянную связь, следите за всеми его действиями,— предупредил он Каретского.
Против Сызрани и Самары командарм уже двинул три дивизии и корабли военной флотилии. Главной ударной силой по-прежнему была Симбирская дивизия. Получив приказ командарма окружить и взять Сызрань, Гай решил разведать оборону противника с воздуха. В его распоряжении имелся трофейный «фарман»; пилот Кожевников, затянутый в коричневый кожаный комбинезон, в шлеме, похожем на шлем богатыря, кожаных перчатках до локтя, рыжебородый и курносый, восхищал всех. Громыхающий самолет его казался загадочным, страшным, как змей из бабушкиных сказок.
— «Рожденный ползать летать не может»— написал поэт И ошибся. Ползал я по горам, а теперь решил взлететь в небо,— сказал Гай, укладывая в кабину пачки с прокламациями.
— Сперва смотрите на крылья, потом уже на землю,— посоветовал Кожевников. — Это чтоб голова не кружилась.
Они летели в легком голубом небе, над желтой октябрьской землей, над россыпью деревушек, тоскливых и серых.
Гай в бинокль разглядывал позиции белых; сплошные окопы, проволочные заграждения на север и на запад от города.
Самолет пошел на восток, к Волге. Под крыльями проплыли ажурные переплеты железнодорожного моста, путаница запасных путей большой приволжской станции. Здесь не было укреплений, но Стояли слабые заслоны войск.