тебе классовой борьбы. Прочтите что-нибудь поновее,— усмехнулся Л"апин.
— Ничего нового нет. Впрочем, соврал. Трепещите, Альберт, колчаковская газета предупреждает вашего брата: «Латышей в плен не берем. Расстреливаем их на месте».
— Чей орган эта газетка? Монархистов? Кадетов? — спросил Павлов.
— «Орган деликатной критики и смеха сквозь слезы»,—• прочел Тухачевский. — Милейшие критики у Колчака! Где ты ее взял, Грызлов?
—" У пленного прапорщика отобрал.. Прапорщик весельчаком оказался, целый час анекдоты про Колчака выдавал.
— Люблю анекдоты. Хоть один запомнил? — оживился Павлов.
— Фельдфебель спрашивает у солдата: «Зачем верховный правитель опять на фронт поехал?» — «А штоб сдать новый город краснюкам».
Все рассмеялись, командарм вытер платком губы, откинулся на стенку салон-вагона. Еще ранним утром он прибыл в штаб Двадцать седьмой дивизии, находившейся на западном берегу Тобола. На другом стояли войска адмирала, только триста сажен мутной воды разделяли красных и белых.
Над Тоболом висело низкое, косматое небо, сеявшее снежную крупу, ветер выкручивал оголенные ветки берез, гнал к берегу волны.
— По сведениям нашей разведки, генерал Дитерихс собирается форсировать Тобол пятнадцатого октября. Он думает начать наступление на дивизию Павлова. Против вас, Александр Васильевич, сосредоточено пять дивизий, две казачьи бригады, батальон морских стрелков,— быстро перечислил Тухачевский. — План Дитерихса хорош своей простотой, но только мы опередим генерала. Мы начнем свое наступление тайно завтра на рассвете. Какие полки у вас будут первыми?
Павлов шумно вздохнул, сцепил на массивном животе руки.
— Карельский полк Путны начнет, но тайна переправы невозможна, товарищ командарм. Ведь белые заметят и наши приготовления и нас самих. — Начдив вынул из планшета аккуратно исписанный лист. — Мой приказ уже зачитан перед каждым взводом, повторю только последние его слова: «Бойцы, лихая конница, славная пехота! Мы прошли тысячи верст от Волги до Тобола, громя врагов революции. Мы почти у цели. Так вперед и — смерть Колчаку!»
За окном салон-вагона послышались громкие голоса: кто-то кого-то поучал развязно, нахально, пользуясь самыми неприличными выражениями.
— Мишка, сукин сын, обезьяна бесштанная, это ты?
— Это я, мать тебя,— отвечал молодой серебряный голос, чересчур правильно произносивший русские слова.
— Ах ты гад на мохнатых лапах! Бросай, стервец, ружье, перебегай ко мне.
Тухачевский поднял створку окна.
— Зайдите ко мне. Оба, сейчас же!
В салон-вагон вошли красивые парни: первый — с глазами василькового цвета, второй — черноглазый южанин.
— Какого полка? — с опасной вежливостью спросил Тухачевский.
ebooksa