— Прекраснодушнейший Дмитрий Федорович, я не знаю, что захотят левые эсеры от имущих классов. Я пока знаю, чего желают от нас большевики. Они провозгласили: кто был ничем— тот станет всем. Мы отвечаем: что мое — то мое, а что ваше — мы еще посмотрим! Да и думать долго не придется: три аршина земли предостаточно для любого из них. Вот и весь наш разговор с большевиками. Не вижу другого варианта и для левых эсеров, если и они будут болтать о свободе, братстве, равенстве,— Граве засмеялся.
— Простим нашему доктору его цветистые слова,— засмеялся и Долгушин.
Из спальни вышла Евгения Петровна с конвертом в руке.
— Точно ли я все записала, Николай Николаевич?
Граве для чего-то понюхал твердую желтоватую, как слоновая кость, бумагу. Рассмеялся:
— О женшины! Даже военные донесения пишут на бумаге, пахнущей духами. Дивный аромат вербены. Читать не стану, зная вашу память и любовь к точности, Евгения Петровна.
— А что, Николай Николаевич, известно вам о русском золотом запасе? — неожиданно спросил Долгушин. — Запас находится в казанском банке, большевики еще не успели его вывезти?
— Пока не успели. Я был в Казани неделю назад, тогда ходили слухи — золото будет эвакуировано в Нижний. Фантастическое количество ценностей в Казани, что-то до восьмидесяти тысяч пудов золота, платины, серебра, не считая царских сокровищ,— вздохнул Граве.
— Сердце начинает болеть, как подумаю о драгоценностях царской фамилии,— с темной злостью сказала Евгения Петровна. — Неужели мы не вырвем золото из рук немецких шпионов?
— Не беспокойтесь, Евгения Петровна, с головами комиссарскими оторвем...
Далекий короткий удар прокатился по ночному, дышащему августовской влагой саду. За ним второй, тоже короткий, злой и властный: на эти раскаты жалобным звоном отозвались оконные стекла. "
— Гроза приближается,-^ зябко поежилась Долгушина.
— Это, мама, не гроза,— прислушался Долгушин. — Это похоже на артиллерийскую канонаду.
— Не похоже, а совершенно точно. Неужели Каппель у
ворот Казани? — сказал Граве, все еще не веря своему предположению.
Доктор блеснул золотой оправой очков, Евгения Петровна перекрестилась. Долгушин поглаживал пальцами русую бородку, думая и о золотом запасе, и о полковнике Каппеле.
В саду послышались торопливые шаги, в оконную раму два раза стукнули. Евгения Петровна отдернула гардину: на стекле смутно обозначились толстые губы и приплюснутый нос.
— Воробьев, он из Казани.
Евгения Петровна заспешила, к двери. Вернулась с толстогубым и широколобым человеком. Еще с порога торжествующе произнесла:
— Полковник Каппель в семи верстах от Казани. Высадил с Волги десант. Господин Воробьев только что видел генерала Рычкова. Вот он сам расскажет.
ebooksa