— Южаков — агент большевиков!
— Сентяпов—правитель спекулянтов!
— Вы принимали радиограмму, Донауров, о назначении Сентяпова уполномоченным Дальневосточной республики? —-на весь зал спросил Южаков.
Все повернулись к Андрею, сидевшему в последнем ряду. Он встал, растерянно, даже испуганно, не зная что ответить.
— Скажи людям правду,— настаивал Южаков.
— О такой радиограмме мне ничего неизвестно. Зато получил я от Камчатского ревкома вот такое распоряжение. — Андрей вынул из кармина и развернул листок: —«Уполномоченный Приморской земской управы Сентяпов от участия в управлении уездом устраняется. За пользование властью, которая отпала, привлечь его к уголовной ответственности...»
— Плевал я на приказы Камчатского ревкома! — рассвирепел Сентяпов. — Вот моя власть! — Он поднял правую руку, растопырил пальцы, сжал в кулак и грохнул им по столешнице.
Вечером Сентяпов посоветовал Индирскому:
— Сокруши Донаурова, не вызывая подозрений, что мстим.
— Я сокрушу его через Феону,— веско ответил Индирский.
В ту же ночь он арестовал отца Поликарпа. Феона кинулась
к Южакову, но вместо него застала Индирского. Он принял ее замкнутый, строгий, застегнутый на официальные* пуговицы формалиста. Феона стала умолять Индирского, чтобы он отдал отца ей на поруки.
— Ну зачем же на поруки? Ежели ваш отец невиновен, выпустим,— наслаждаясь ошеломленным видом Феоны, сказал Индирский.
Выпроводив Феону, он тут же вызвал на допрос отца Поликарпа. Его привела Дунька — Золотой пуп; по совету Елагина, Индирский взял ее на службу.
— Садитесь,— показал Индирский на стул.
Отец Поликарп сел, отбросил длинные волосы, выправил из-под бороды серебряный крест.
— Так, начинайте давать показания. — Индирский с дымящейся папиросой в зубах остановился перед священником.
— Я ни в чем не повинен,— со скорбным достоинством ответил отец Поликарп.
-— Крутитесь не крутитесь, а признаваться придется.
— В чем меня обвиняют?