Грех и шоколад

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да. Не пойми меня неправильно – я не хочу сказать, что ты недооценил меня. Я бы сдалась в мгновение ока. Но детям не нужны твои деньги. Они убеждены, что мы способны справиться сами.

Грозовые, мерцающие глаза оценивающе взирали на меня. Улыбка стала еще шире:

– Как ни странно, я испытываю облегчение.

– Но я возьмусь за эту работу. – Меня словно ударили под дых, выбив из легких весь воздух. Охваченная паникой, я пыталась вдохнуть – и не могла.

Он наклонил голову к плечу. Улыбка исчезла.

– Да, – я откашлялась и постучала себя в грудь. – Я правда не хочу. Если ты еще не понял.

Теперь он стоял почти что спиной к океану.

– Тогда почему?

– Из-за твоей матери. Она умоляла меня помочь тебе. И потому что я тоже потеряла мать. Представить не могу, какой беспомощной я чувствовала бы себя на твоем месте. На самом деле… – Я вскинула руку, все еще борясь за воздух. – Я могу представить. То же самое я чувствую по отношению к Мордекаю.

Он медленно кивнул.

– То же самое, да. Именно то же. Я понял это, пока сидел здесь, дожидаясь тебя. Вот почему я позвонил и записал Мордекая на прием. Подробности тебе сообщат завтра. Я внес предоплату за процедуру – на его имя. Я предполагал, что это будет своего рода извинением, за то, что принудил тебя. Но теперь… – Улыбка его вернулась. – Давай назовем это знаком уважения, я ведь недооценил тебя… хотя и получил, что хотел.

Меня вдруг разобрал смех, и я отвернулась, пытаясь прийти в себя. Таким, несомненно, видели Кирана его приспешники. Крутой чувак с удивительным чувством юмора. Если находиться рядом с таким парнем слишком долго, то можно и забыть о его собственнической, властной стороне. А это опасно.

– Ты купил Мордекаю одеяло раньше, чем узнал, кто я, – сказала я, вернувшись к реальности (только вот глубинная боль так и не прошла). – Почему? Или ты и тогда почувствовал, что я из себя представляю?

– Без оценки я никогда бы не узнал в полной мере, какова ты.

Я поерзала на скамейке. Уже второй раз он намекает на то, что я – нечто большее, чем просто особа, способная работать с духами (ну и командовать ими). Но он продолжил говорить, и спросить я не успела.

– Моя мать умирала долго. Смерть ее была медленной. Недуг шелки, лишенной кожи, подобен раку. Я видел, как болезнь разъедает ее изнутри. – Он стиснул зубы; в глазах его пылал гнев. – Ближе к концу домашний уход стал уже невозможен. Нам нужны были аппараты, медицинское оборудование. Во время поездок по госпиталям я и узнал, каково это – быть бедным и больным. Я видел страдающих людей, которые не могли получить помощь. Сперва я отмахивался. Не обращал внимания. Но однажды мимо меня прошла девочка, маленькая девочка в косыночке. Она была такая слабенькая, что едва держалась на ногах. Она умирала, а ее родители не могли позволить себе лечение, чтобы облегчить ее боль. Это… – Он отвернулся. – Это, мягко выражаясь, разбудило меня. И глубоко задело. Поэтому, когда я увидел, как ты изучаешь те одеяла, напряженно высчитывая, как же тебе приобрести именно то, которое подойдет ему лучше всего… – Он покачал головой. – Это было самое меньшее, что я мог сделать. Крошечный жест.

– Для него это не было крошечным жестом. – Я пожала плечами и улыбнулась. – Ну, не было бы, если бы дело не дополнялось преследованием и не сработавшим перцовым баллончиком.

– Мы уже обсуждали мою борьбу за то, чтобы не быть похожим на моего отца.

– Ну, да. Обсуждали. И все же…

Я сцепила руки в замок и наклонилась вперед, не зная, как быть дальше. Я начала совсем по-другому воспринимать его. Да что там, уже воспринимала.