Грех и шоколад

– Я в полном восхищении. – Он ступил на край противоположного тротуара. – Позаботьтесь о том, чтобы она благополучно добралась домой.

– Этим занимается Донован.

– Эту ярмарку снести. Зверей поместить в магические заповедники, рабов обеспечить достаточными средствами, чтобы они могли начать независимую жизнь. Уведомьте мэра о том, что в принципе я не против магических ярмарок, но они должны проводиться должным образом. То, что допустил он – отвратительно.

– Конечно, сэр. – Зорн шагнул на лестницу крытой парковки. – Стандартное письмо?

– Да. – Киран подошел к своей машине и остановился. Тело и разум его гудели. – Сегодня она ни разу не вскрыла мне грудь.

– Уже прогресс.

– Полагаешь? Или тут действует другая магия? – Он вытащил из заднего кармана бумажник, чтобы не сидеть на нем, и открыл дверь машины. – Приведи ее на обследование. Хочу посмотреть, что там под капотом.

– А мальчишка?

Киран остановился, не успев залезть в машину, и недоуменно взглянул на Зорна:

– А что с ним?

– У него невероятный потенциал, и он – одна из двух вещей, о которых она заботится больше всего на свете.

Киран, ослепленный немыслимой красотой Алексис и роскошными переливами ее изысканной магии, ничего другого и не заметил. Алексис становилась его слабостью. Отвлекающим фактором. Чем-то, по чему он бешено тоскует, проведя слишком много времени без ее острого ума и сверкающих глаз.

Тем, что он должен немедленно вычеркнуть из своей жизни, чтобы не быть поглощенным ею. Но она нужна ему. Она и ее магия.

Киран на секунду застыл, отдавшись приливу чувств. Небеса, как же он хочет ее. Как будто никогда в жизни не хотел никакой другой женщины. Она волнует, она загадочна. То, что она сделала для этих детей, вдохновило бы и святых. И тем укротителям она противостояла с невероятной отвагой. Она сильна и яростна, но мягкосердечна. Она совершенно уникальна. Ему надо быть осторожным, иначе она станет его навязчивой идеей.

Он стиснул зубы, заставляя себя отвлечься от мыслей о ней и переключиться на мальчика. Да, внутри подростка затаилась грубая и мощная сила, пульсирующая от желания вырваться на свободу. Сейчас это, наверное, четвертый уровень, но в процессе полового созревания происходят гигантские скачки. Парень легко перешел бы на пятую ступень, став таким, каким был его отец.

– Он должен был умереть, – сказал Киран. – Как ей удалось сохранить ему жизнь?

– Думаю, это обоюдное достижение. Она и ее девушка-подопечная борются за его жизнь столь же упорно, как он борется с болью и страхом навредить им, даже в смерти.

Чувство вины, острое и горячее, поднялось в Киране, вновь принеся воспоминания о тех больных детях в больнице Голуэя. Об их борьбе, об их стараниях продолжать жить, хотя тела их и разъедал рак. О том, как он наблюдал за ними, день за днем, и ничего не делал. Почти до конца, когда половины из них уже не стало.

– Пусть проверят и его. Посмотрим, можно ли его вылечить, – велел Киран, садясь в машину.

Зорн, кивнув, удалился.