Всё, устал от войнушек. Слишком много крови по жизни, слишком много смертей. Теперь ещё и в бойцы за свободу записали. Лимит. Пора уходить из истерзанной страны. Я выжат до дна души. Не за деньгами же сюда ехал, право слово. Просто хотел проверить себя на прочность, понять, какой на самом деле? Вырос ли новый стержень?
Скорее всего, лучшим ответом являлось то, что ещё жив.
Пронзительно-синее небо уже не было таким яростным, воздух был сухим и ветер сглаживал представления об Арабском полуострове. Народ высыпал на улицы из подвалов, укрытий, крыш и бункеров. Жизнь забила ключом, и всевидящий спутник предиктора бессильно наблюдал каждую улыбку, каждый радостный танец взрослых и детей, и… дула, направленные в небо, словно жаждущие достать тот самый спутник.
В город вернулась жизнь, и даже дети на какое-то время вновь стали детьми, ощутили утраченное детство, вспоминая, что можно играть и не слышать постоянных взрывов и перестрелок.
Война украла их возраст, и это ощущалось в том, что никто не обращал внимания на кровь по стенам и дорогам и тела, в беспорядке валяющиеся вдоль улиц. Свыклись, как с солнцем. Похоронные обряды будут чуть позже, как и слёзы потерь. Сейчас только слёзы радости и нет мыслей, что будет завтра или через неделю.
Они не позволяют себе думать, что коалиция придёт мстить. Уничтожать дерзких, что посмели сказать своё нет оккупации, и тотальной «свободе», навязанной захватчиками.
К чёрту мысли. Не возьму больше в руки оружие. Снайперку засыпало на лестнице, пистолет где-то там же. Впервые не ощущаю беспокойства по этому поводу.
Шагал, свободный от защиты и атаки. Мне уже всё равно. Душа отвергла оружие и воинственный дух впервые с ней согласен. Довольно. Не будет больше крови! Слышишь, ангел-хранитель? Я свободен!..
Плач за углом показался привидением на улице счастья и радости. Не знаю, как я услышал задушенные всхлипы. Скорее не слухом, сердцем, но ноги свернули с главной улицы в подворотню, привели к жилищу Охмара.
Единственный во всём городе настоящий друг лежал на пороге милого сердцу гостеприимного дома. Глаза застыли, глядя в небо. Руки побелели, яростно сжимая автомат. Кровавая дорожка на щеке и с десяток пулевых ранений в груди довершали картину. Умер, защищая свой дом, свою семью. Всю, что осталось защищать.
У тела рыдала шестилетняя Оксана. Огненновласая, как и я. Выделяющая своим цветом волос и далеко не арабским именем, как альбинос на фоне прочих детей, и именем, которое врезалось в память с совсем другим человеком.
Но могу ли обвинять теперь всех Оксан, что заставляют вспоминать именно ту?
Девочка и на арабку походила менее всего: белая кожа, зелёные глаза. Словно усыновлена, а не родная дочь Охмара. Но её мать не знала измены мужу. Вне сомнений любили друг друга больше жизни.
На русском лепетала Оксана лучше отца. Фактически, она умела разговаривать на трёх языках, добавляя к языку матери язык отца и международный.
Я при каждом посещении Охмара приносил ей сладости или редкие в пылающем городе игрушки. Она знала меня и называла дядей Игорем. А как-то раз Охмар взял с меня обещание, что если с ним что-нибудь случиться, она будет называть меня папой.
Как знал.
Впрочем, на войне это не неожиданность. Умереть может каждый, от наёмника и солдата до мирного жителя и сотрудничающего коллаборациониста, представителя пятой колонны…
Слёзы текли по белым щекам Оксаны крупные, худенькое тело подрагивало, не согласное с такой судьбой. В начале войны потеряла мать, в период зачисток обоих старших братьев, а теперь и последнего родного человека — отца.
Её отец эмигрант, родни в городе нет. Дочь осталась одна.
Всё, теперь у меня есть в жизни смысл. Есть ради чего жить, а не просто сбежать и забиться в отдалённый уголок планеты.
ebooksa