Как-то за обедом, поглядывая на усталое лицо бабушки, Верочка сказала ей:
— Ты бы отдохнула, бабуся. Что ты все суетишься, куда-то бежишь, торопишься. Хочешь, я вынесу в сад качалку?
— Ну вот еще что выдумала, — рассердилась бабушка. — Отдыхать буду после, когда помру. А пока жива, надо работать. Жизнь не стоит на месте, не смотрит на стариков.
Она бодро поднялась из-за стола, собралась и снова ушла из дому.
Это были дни, когда бабушка занималась особенно важным для нее делом.
По настоянию Настасьи Гавриловны и некоторых партизан горком партии решил организовать городской краеведческий музей. Верина бабушка с особым рвением занялась этой работой. С утра до позднего вечера ходила по разным инстанциям, отвоевывала помещение, разыскивала полезных людей. Горком не ошибся, поручив такое важное дело Настасье Гавриловне, бывшей учительнице, а ныне пенсионерке, старому члену партии. Вскоре в отведенном для музея помещении появились педагоги, школьники старших классов, инвалиды войны, партизаны, подпольщики. Нашелся даже полковник в отставке, отличный знаток военного дела и истории, который рьяно принялся помогать Настасье Гавриловне.
В это важное дело бабушка вовлекла и Верочку. Каждый день аккуратно в назначенное время Верочка отправлялась в музей и вместе с Настасьей Гавриловной принималась за работу. Каждый день приносил новые открытия, и перед Верочкой постепенно возникала картина героической жизни народа, к которому принадлежала и она. Девушка так увлеклась музеем, что ее трудно было оторвать от дела даже в обед или в конце дня. За серьезное усердие и распорядительность ее быстро окрестили начальником штаба, и она так хорошо вошла в эту роль, будто и в самом деле всю жизнь занималась музейной работой. Ей казалось, что она принимает участие в создании интересной, увлекательной книги. Каждый день, проведенный в напряженной работе, был страницей этой рукописи.
По вечерам Верочка и Настасья Гавриловна пили чай и до позднего часа вели разговоры. Каждый раз, когда доводилось вспоминать о Верочкином отце, бабушка вдруг умолкала. В этом ее молчании чувствовалась какая-то обида. Однажды Верочка сказала:
— Папа вспоминает тебя, бабушка. И город ваш помнит, и про маму мне иногда рассказывал...
Бабушка отодвинула чашку и опять молча вздохнула. Взглянув на огорченное и немного растерянное лицо внучки, примирительно положила ладонь на Верочкину руку:
— Твой отец был хорошим человеком, внучка. Может, и сейчас таким остался. Но время отдалило его от меня.
— Он любит тебя, бабушка.
Старушка погладила Верочку по голове.
— Если бы жила Зина, все было бы иначе.
— Ему тоже жалко маму. Он не говорит, но я знаю, я все понимаю.
— За тринадцать лет он ни разу не приехал. Я все могу понять и простить. Но этого не понимаю. Ну да пусть, его совесть ему судья.
Она встала из-за стола и удалилась в комнату, где по ночам писала воспоминания для музея.
Верочка не сказала бабушке, что она сегодня получила письмо от отца, в котором он торопит ее вернуться в Москву, так как пора решать вопрос о дальнейшей учебе.
Забота отца на этот раз показалась Верочке слишком назойливой. Это сковывало ее собственную волю, и она смутно почувствовала, что в глубине души поднимается какая-то еще не осознанная, глухая сила протеста. Сердце подсказывало, что в ее жизни должен произойти важный поворот. Ей хотелось самой разобраться в том, что происходит, и она чутко прислушивалась к голосу сердца. Было жаль и отца, не хотелось обижать его, но и подчиниться она уже не могла. Привязанность к новому, живому делу становилась сильнее стремления устроить свою судьбу.
Увлекшись работой в музее, Верочка не заметила, как наступили первые дни августа. Однажды в полдень ей принесли телеграмму от отца. Отец настойчиво напоминал, что Верочке нужно немедленно выезжать в Москву. Эта телеграмма не произвела на нее никакого впечатления. Верочка и не подумала торопиться. Выбранный отцом институт не интересовал ее. Ей показалось, что она сама нащупывает свой путь. Вот посоветуется с бабушкой и решит.