Он хотел бежать, но бежать было некуда. Всю ночь бродил в переулке, где жила Джерри. К утру утих ураган, перестал дождь. Джон Керр сел на край тротуара и не спускал глаз с калитки дома Джерри.
В девятом часу, когда солнце успело уже просушить крыши домов и асфальтовые мостовые, калитка открылась, и в переулок вышла Джерри, направляясь в клинику на работу. Джон Керр догнал ее. В нем еще теплилась надежда. Униженно сгибался перед ней, умолял написать в газеты свидетельство о его чистокровности.
Но Джерри не стала слушать его, отвернулась и ушла.
Джон Керр вернулся в свой город и несколько дней скитался по улицам, словно потерял что-то на его улицах и обязательно должен был найти. Эти дни он почти ничего не ел, не брился, был одет как попало. Он так похудел и осунулся, что его трудно было узнать, и многие знакомые Джона Керра с сожалением смотрели на него. Он ни с кем не раскланивался, никого не замечал, словно был весь поглощен какой-то великой заботой.
По ночам он не спал. Часами бродил по пустому дому, бросался на постель, накрывал голову подушками, желая спрятаться от несчастья, навалившегося на него. В эти ночные часы было особенно тяжко, и глухая злоба наполняла все его существо, словно он постепенно наливался свинцом, и все дряблое, аморфное, бывшее в его теле, становилось тяжелым и упругим.
Утром он по привычке собирался в контору, звал слуг, но никто не приходил на его крики. Машину не подавали, а когда он пешком подходил к шикарному подъезду, где помещалось правление акционерного общества и где был его кабинет, в котором он проработал более двенадцати лет, швейцары ласково уговаривали его идти домой:
— Сегодня же воскресенье, мистер Керр, — говорили они. — Все отдыхают, идите и вы отдохните.
Наконец он взорвался. В один из таких дней он ударил швейцара по лицу, и когда на крик выбежали служащие и узнали его, он набросился на всех и стал без разбору дубасить кулаками кого попало.
— Сволочи! Звери! Твари! — кричал на всех Джон Керр и отбивался до последней возможности, пока его не заперли в караульном помещении, доложили правлению акционерной компании. Была немедленно прислана машина с врачами. Его увезли домой, уложили в постель.
Но через несколько часов Джон Керр опять появился у ворот табачной фабрики. Швейцар вежливо загородил дорогу и сказал со смущением:
— Вам нужно вернуться домой, мистер Керр.
— Уйди с дороги, мерзавец, — сильно толкнул швейцара Джон Керр, пытаясь прорваться. — Это моя фабрика? Говори, моя?
— Ваша, — с вежливой улыбкой сказал швейцар, более решительно преграждая путь. — А пускать не велено.
Джон Керр резким ударом сбил его с ног и пошел через проходную. В ту же минуту из помещения выскочили несколько здоровенных парней. Они налетели на Джона Керра, схватили его за руки, потащили назад. Он начал яростно отбиваться, кричал, что никто не смеет задерживать члена правления акционерного общества, что он всех отдаст в тюрьму, сгноит, разорит…
Джона Керра связали веревкой и отправили в дом умалишенных.