— Да и у вашего князя, наверное, есть дочки? — спросила Спыткова.
— Покойного князя Владимира дочка — как раз вашему королю пара, — говорил Добрыня. — Пусть будет в добрый час сказано!
Польские шляхтичи переглянулись между собой.
— А как звать вашу княжну? — спросил Трепка.
— И имя хорошее, а уж девушка — красавица собой, — говорил Добрыня, — зовут ее Доброгневой, потому что она даже в гневе бывает добра. Личико у нее белее снега, а щечки румянее малинового сока. А как распустит золотые свои косы, так они у нее по земле волочатся, а как взглянет голубыми глазами — у людей на сердце становится веселее; улыбнется — словно солнышко на небо взойдет. Когда красавица выходит из терема, птицы слетаются к ней с неба, а голуби садятся к ней на плечи, когда запоет песенку, львы ложатся у ее ног, а если вышьет золотом или шелком полотенце, только и место ему на алтаре.
— Отдайте же ее нам в королевы! — вскричала Спыткова…
Со смехом чокнулись кубками, а старики только головами покачивали… и долго еще, до поздней ночи, тянулась дружеская беседа.
Несколько дней спустя граф Герберт и начальники королевских отрядов, выйдя под вечер от короля, молча шли к своим палаткам… Там уже собиралось все рыцарство; как молния, разнеслась по всей долине весть о том, что на другой день войска должны были выступить в поход к Висле, не дожидаясь Маслава, чтобы напасть на него врасплох. Такова была воля короля. В назначенный день ожидались войска из Киева, которые должны были переправиться с той стороны в ладьях.
Едва только было принято это решение, как все городище задвигалось и заволновалось. Ожидание было утомительно для всех, и все желали борьбы. Не радовались только те, кто был лишен возможности принять в ней участие.
В городище надо было оставить хоть немного войска, чтобы оно не оказалось совершенно беззащитным. Некоторые тяжелораненые тоже вынуждены были остаться. Белина должен был охранять свое добро, а Спытек ни на что уже не годился.
У Вшебора только что поджила рана на шее, но горячая кровь не давала ему покоя. Его тянуло в поход и в то же время хотелось остаться, потому что Томко оставался в городище, чтобы помогать отцу. Он мог воспользоваться этим случаем и предупредить его сватовством. Долива не знал, что делать, и, встав с лавки, долго ходил по горнице с опущенной головой, пока ему не пришло в голову посоветоваться с матерью девушки. Он тотчас же пошел на верхнюю половину и попросил одну из служанок вызвать к нему Спыткову.
Марта появилась слегка испуганная. Наверху было уж темно, но по голосу она узнала Вшебора.
— Что с вами случилось? — вскричала она. — И что вы тут делаете? В эту пору вызывать меня на беседу, а если кто подсмотрит, что подумают люди?
Вшебор склонился к ее коленям и поцеловал у нее руку.
— Дорогая пани, — попросил он, — посоветуйте мне как мать, как королева… Завтра мы идем на войну… Должен ли я идти и оставить тут Томко, чтобы он высватал Касю? Если я ее потеряю, опостылеет мне свет и жизнь…
— Что же делать? Вы тоже едете? — спросила Марта.
— Я должен идти ради короля и ради самого себя; рана почти зажила, мне нельзя остаться.
Марта призадумалась немного и вдруг ударила в ладоши.
— Вы ведь в милости у короля? — сказала она. — Почему бы не попросить его быть у вас сватом? Спытек боится его, потому что у него есть что-то на совести против него. Если король его попросит, он не откажет.
Услышав это, Вшебор бросился в ноги Спытковой и, прежде чем она успела что-нибудь прибавить, бегом пустился по лестнице вниз.