— Всего доброго, — сухо сказал он, развернулся и вышел из кабинета.
— Как можно на корабль сесть? — немедленно спросил я у старосты.
— Ну, так это с пристани надо, там корабли останавливаются. Чаще всего вечером. Сегодня тоже кто-то будет. Если не причалят, вы с берега помашите.
Организация перевозок ввергала в ступор. Мы тяжко вздохнули и отправились в номера. Марина, которая всё это время сидела, как на иголках и, подозреваю, плакала в жилетку инженера, немедленно вскочила и начала хлопотать.
— У тебя глаза красные, — немедленно указала она. — Снова Пасечник?
— Вроде того, — я вздохнул и присел на низкий табурет. — Лучше, вон, учёному помощь окажи, а то ему мозги умные стряхнули.
— Спасибо, но я лучше сам, — отмахнулся Башкин, начав перебирать свои запасы медикаментов.
— Я так понял, что вы с ведьмаком пересеклись, — спросил Коростин. — Узнали что-то?
— Ничего особенного, кроме того, что следует садиться на корабль и плыть на север до упора. А там пешком топать до Крепости. А корабли тут ходят без расписания, как левая нога капитана пожелает. Короче, предлагаю идти сегодня к вечеру. В крайнем случае, заночуем на пристани.
— Так и поступим, — согласился Коростин. — А за проезд чем платить будем?
— Борис Иванович от щедрот отсыпал сто двадцать рублей, — Башкин вынул из кармана деньги и продемонстрировал окружающим. — Если этого не хватит, есть небольшой запас золота, заплатим им, думаю, оно здесь цену имеет.
Сборы были недолгими, у нас и вещей-то, кроме оружия и тонны боеприпасов, не было. Кстати, запас патронов после сегодняшних событий уже не казался таким тяжёлым, сдаётся мне, надо было больше взять. Перед уходом решили пообедать, тем более что Борис Иванович всё так же предоставлял нам бесплатное обслуживание. А уже за обедом к нам подошёл Юра.
— Присаживайся, — я подвинул парню стул. — Что-то хочешь сказать?
— Ну, человек тот… — парень помялся. — Он записку отдал, сказал вам передать, как уходить будете.
Он протянул свёрнутый странным способом клочок бумаги. Я принял его и развернул. Внутри были несколько строк, написанных корявым почерком.
— Что это было? — спросил я, протягивая бумагу учёному.
— Этот мужик знал то, чего не знали мы, — он пожал плечами и передал листок дальше.
— А на словах ничего не передал? — спросил Коростин, читая послание.