Дон Иларио не спешил разглядеть золотую фигуру богини над аркой ворот, — сначала работа.
За своей спиной он услышал голоса Кортеса и Антоньо Руиса.
— Будем держаться вместе, — Кортес еле сдерживал внутреннее возбуждение от предстоящего поединка. Его голос надтреснул, глаза источали лихорадочный блеск.
— Раул, мне не нравится твой вид.
— Успокойтесь, ради Бога! — прикрикнул на них командор.
— Я успокоюсь, сеньор, когда прольется первая кровь. Не моя, — Кортес махнул рукой в сторону защитников города.
Жеребец от резкого движения встал на дыбы и заржал.
— Ну-ну! Я вижу, и тебе не терпится. Я буду холоден и беспощаден, сеньор, — и Кортес хрипло рассмеялся.
Дон Иларио недовольно оглядел соратника.
В это время несколько десятков стрел ткнулись в траву, не долетев до испанцев добрых 50 метров.
— А ну-ка покажите им, как надо стрелять.
Эти слова командор адресовал арбалетчикам.
Те смело приблизились к упавшим в траву стрелам и для удобства опустились на одно колено.
Несколько неосторожных альмаеков упали, сраженные меткими выстрелами.
Пока арбалетчики вели стрельбу, 50 солдат под их прикрытием с аркебузами на изготовку почти вплотную подошли к воротам. Там появилось какое-то движение: верно, Атуак решил все же атаковать небольшую группу испанцев.
25 ружей одновременно грохнули в широкий проем, а спустя минуту, когда ружья были перезаряжены и готовы к стрельбе, ударили другие аркебузы.
Сделать доступ в город свободным оказалось делом десяти минут. Когда оглохшие индейцы стали приходить в себя, 30 всадников во главе с доном Иларио уже рубили мечами первых защитников.
Опомнившиеся лучники вновь взялись за луки и стрелы, однако должного эффекта это не произвело: стрелы отскакивали от кирас и шлемов, не вредя их обладателям. Досталось разве что лошадям, и они дико ржали от боли, но послушно продолжали носить седоков.
Пешие солдаты входили в ворота и разбивались на мелкие группы в 10–12 человек. Прикрываясь щитами, они теснили ошеломленных индейцев.
Но так было сначала. Первым пример самообладания подал Атуак.