— Да, бояться действительно нечего, — иронично заметила Джулия и распорядилась: — Раненого — в шалаш.
Да, теперь у Кили стало много друзей, и среди них — тот человек без руки. Она нисколько не удивилась, увидев его живым и невредимым: чутье никогда не подводило умную кошку. Только вот ему по-прежнему было очень больно и он с трудом переносил страдания. Но боролся. После удачной охоты Кили приступом овладевало умиротворение, то же чувство исходило и от него. Присутствующая в нем до этого тревога стала меньше, почти исчезла, но осталась какая-то тоска, которая таилась у него внутри. Это тоже было знакомо Кили, она долгое время находилась в похожем состоянии, когда задолго до знакомства с Оллой не нашла своих маленьких котят в пещере, где недавно произвела их на свет. Кили долго искала их, и её глаза были почти всегда влажны, как и у этого человека, когда он снова увидел её.
Пока Литуану готовили ложе из листьев, он, полулежа возле пумы, гладил её шерсть.
— Вот мы и встретились с тобой снова, мы опять вместе. И с тобой мне ничего не страшно. — Литуан подозвал к себе Оллу. — Ты называешь её Кили?
— Да, Литуан, это моя подруга. Здесь мы проводили с ней много времени.
— Где ты и разговаривала.
Олла покраснела.
— Да. Но Альма разрешил мне говорить вне храма. Мне даже показалось, что он сердится на тебя за столь суровое обращение со жрицами. И я оказалась права: Дила велит, чтобы мы разговаривали.
— Я догадывался об этом. Вы что ж, хитрые мои девочки, думали, что Литуан совсем без глаз? Вот я поговорю с Дилой, и она снова наложит запрет. — Литуан постарался, чтобы его голос прозвучал как можно строже.
— Нет, не наложит, — довольно игриво ответила Олла.
— Что значит — нет?
— Ты будешь одинок в своем решении. Даже вождь на нашей стороне.
— Вождь?
— Ну да. Тепосо.
— Тепосо, — задумчиво протянул Литуан, отыскивая глазами храброго индейца. Тот час от часу все больше нравился священнику; ему небезразлична была судьба альмаеков, он нашел в себе силы сбежать от испанцев и встать на их сторону; он всячески помогал им, не оставил жриц и спас его, Литуана. Во всем этом четко прослеживалась рука Божья, но Литуан по-прежнему оставался самим собой: и с верой в Бога, и в человека. И то ли Бог определил судьбу Тепосо, посоветовавшись с Литуаном, то ли священник спросил наверху совета, но решение было принято. — Позови его.
Когда Тепосо приблизился, Литуан велел ему опуститься на колени.
— Нас осталось очень мало, сынок, но все равно — жить без вождя как-то негоже. Мы многим обязаны тебе — сыну другого народа. За твое большое сердце, за твою преданность и смелость отныне ты — вождь альмаеков! В нашем роду не было более храброго и сильного вождя, чем Атуак. Но уверен я, ты будешь достойным его преемником, не посрамишь ушедшего в Лету славного его имени. Пусть в нелегком для тебя деле он будет примером, твоей путеводной звездой. Я видел, как доблестно бился Атуак, защищая своих детей, но это не означает, что ты должен стоять на такой же высокой ступени воинского искусства. Благородство, любовь и справедливость — вот три начала, которые постоянно должны жить в тебе. И я ясно различаю их поросль в твоей груди. Ты молод, ещё моложе тебя те, кто сейчас томится в плену. Но я верю в тебя, преклоняюсь перед могуществом Дилы и уже вижу, как спасенные вами дети почтительно склоняют перед тобой голову. Взрасти в себе эти три начала, сынок, призови все силы, чтобы они стали прямыми, как могучие стволы кедров. Тебе придется непросто — тяжел груз ответственности за тех, кто будет видеть в тебе защиту, просить совета и помощи. Но я всегда буду рядом и, пока жив, не перестану помогать тебе.
Литуан приложил свою ладонь к голове побледневшего индейца и твердо сказал:
— И пусть будет так!.. Теперь ты имеешь право носить диадему из черных перьев — символ высочайшей власти нашего народа. И помни: твой народ сейчас томится в плену. Я приветствую тебя, вождь альмаеков! — признаю твою власть и склоняю пред тобой голову.
Олла и семь её подруг последовали примеру священника.