Посланники Великого Альмы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Испанцы оставили их как заложников.

— Отпадает. Они хозяева положения, выдвигать какие-либо требования некому, использовать как щит — не перед кем.

— Это просто версия.

— Хорошо. Дальше?

— У меня ещё вопрос, — сказала Сара. — Мы циклимся на одних лишь детях и не хотим даже предположить, что кто-то из взрослых так же может находиться в плену. Испанцы могут использовать их вкупе с детьми на хозяйственных работах — стирка, приготовление пищи и так далее. Вплоть до работы на прииске.

— Последнее — вряд ли. Золота у них — лишь бы увезти.

— Это гадание на кофейной гуще. — Лори широко зевнула и легла на спину. — Мы не знаем их планов и намерений. Лично мне кажется, что они не скоро покинут эти места. Зачем, когда здесь есть золото. Они пригонят сюда индейцев, и те будут вкалывать в рудниках.

— Лори у нас по типу подходит к этой эпохе. Не сомневаюсь, что она бы так и сделала.

— Мы ссоримся? — лениво спросила Лори у Дороти.

— Наоборот, твой средневековый образ помогает нам.

— Все, — подытожила Джулия. — Мы устали. Дошли до перепалки. Всем спать. Фей и Сара бодрствуют. С рассветом Лори и Дороти отправляются на задание.

Глава IV

1

Вот и все. Свершилось. Хуан де Иларио устремил мутный взгляд на четырнадцать золотых изваяний, расположенных полумесяцем вдоль северной стены пещеры. Центром этого непроизвольного сектора служил большой плоский камень. Сейчас он пустовал, но днем или двумя раньше на нем покоилась таинственная фигурка идола. Она не беспокоила насытившегося видом золота командора. Тем более что, по рассказам Диего де Арана и Кортеса, была сделана из другого металла, пусть даже из серебра. Но разве шел изваянный индейский Бог в сравнение с тем, что затуманило взор великого конкистадора?.. Груды золотых украшений, фигурные лепки, снятые с усыпальниц вождей и дворца, прямоугольные плитки с непонятным символом семиконечной звездой и, наконец, маски, образовавшие бесформенную, огромную кучу; скаля клыки и пожирая нового хозяина недовольно сощуренными глазами, они, казалось, шевелились: нижние уродливые морды старались стряхнуть с себя непосильный груз оказавшихся наверху своих точных копий…

Но это было лишь феерической игрой слабо потрескивающих факелов, которые держали в руках подавленные величием золота испанские солдаты. Беспокойные желто-красные языки пламени метались из стороны в сторону, оживляя благородный металл. От этого он представлялся воспаленным умам олицетворением жизни. Или её возрождением. Или — продолжением. Но продолжением счастливым и беззаботным. Нет, это все-таки было рождение. Зачатие произошло на берегах порта Кадиса, когда сотни сладострастных рассказов о богатстве далекого края изнасиловали их умы, а великое таинство рождения произошло в темной пещере под громкий стон воды и — очищающий этот грех — отблеск жаркого огня.

Теперь золота было много. Дон Иларио, прикидывая, отсек пятую часть, а остальное поделил на двести неровных, естественно, частей. Его доля была гораздо больше, чем любая другая, но все равно она стала казаться ему маленькой. Тем паче сравнивать было с чем.

Возвращаясь в город, командор остановил коня на прииске и долго смотрел на темные шахты, где совсем недавно трудились рабочие-альмаеки. Теперь их нет. Чтобы увеличить свою долю, которую так резко урезали лучистые глаза королевы, да столько же загребли жадные руки его компаньонов и, напоследок, растащили по кускам желчные солдаты, дон Иларио решил возобновить работы на руднике. Сейчас, когда его богатство было осязаемым и — конечно, не совсем — достаточным, он вдруг вспомнил, что является в этом далеком краю посланником, наместником Их Величеств короля и королевы Испании и ему придется исполнять их волю. Он тронул коня, и иноходец плавно припустил к городу.

Расположившись на троне, который стал больше походить на огромное кресло, когда с него сняли козырек, дон Иларио вызвал к себе Хуана Фернандеса. Молодой идальго, так успешно справившийся с ролью учителя испанского языка, был возведен командором в писари ещё до боевого похода в страну альмаеков.

Командор не хотел устраивать торжественного собрания и говорить перед войском пышных речей. Он усадил Фернандеса на лавку и велел подготовить документ под его диктовку. Расхаживая по просторному залу, он неторопливо диктовал, а писарь облачал его слова в красивую вязь мелкого почерка на бумаге.

— Прочти, — велел дон Иларио, когда документ был готов.