Посланники Великого Альмы

22
18
20
22
24
26
28
30

Кертис на мгновение закрыл глаза и беспомощно опустил руки.

Шислер налил две рюмки коньку.

Ричард, отказываясь, покачал головой.

— Сейчас мне нужна свежая голова, — тихо сказал он, избегая взгляда директора.

— Пейте, Ричард, одной головы в этом деле мало. — Шислер опрокинул в рот рюмку и промокнул губы тыльной стороной ладони. — Это хорошо, Ричард, что со своими проблемами вы пришли именно ко мне. Вы называете свою дочь прежним именем?

— Да.

— Когда он взял Лори?

— Позавчера.

— И вы привлекли к этому моих старых знакомых — Джулию и… кого еще?

— От вас, Артур, действительно трудно что-либо скрыть. — Полковник почувствовал внезапное облегчение. Глядя на Шислера, вернее, на его таранную голову, он вдруг понял, что с Лори все будет хорошо. Надо было с самого начала прийти к Артуру, все рассказать. Но страх потерять дочь больше подталкивал его к активным действиям, оставляя лишь маленькую толику для анализа. С Шислером же было все наоборот, теперь он снова ставил все на свои места: у него начальная фаза, у Кертиса — завершающая.

Полковник посмотрел на тяжелые шторы, за которыми, наверное, стояли сумерки; в кабинет Шислера, как в казино, не проникал дневной свет, но ощущение времени не терялось: часы, которых нет ни в одном игровом доме, постоянно находились перед хозяином. «Да, сумерки, — думал Ричард. — Так же темно сейчас в душе Лори и в помещении, где её держат». Он скрипнул зубами.

— Артур, вы только не подумайте, что я отдал бы полученную информацию террористам. Конечно, что-то пришлось бы сообщить им, но только за тем, чтобы…

— Не оправдывайтесь, Ричард, я уже давно просчитал все варианты и каждый ход в них. И шансов вернуть Лори у вас не было. Поэтому в делах такого рода идет тщательно анкетирование — нет ли родственного или другого фактора, который так или иначе может повлиять на работу в дальнейшем. Если таковой фактор присутствует, он принуждает к некой локализации, ставя во главу эмоции, нервы и так далее. Они в свою очередь блокируют доступ к хладнокровию и спокойному анализу, принуждая к неорганизованной активности, что приводит к печальным последствиям.

— Вы прочли мои мысли. Несколько минут назад я думал об этом.

— Это называется прозрением. И хорошо, что оно наступило.

Для подобного вопроса время было неподходящим, но Кертис неожиданно для самого себя спросил:

— Скажите, Артур, вы когда-нибудь… ругаетесь?

— Что? — Шислер несколько секунд смотрел на полковника, а потом рассмеялся. — Не дай вам Бог, Ричард, услышать это… А если серьезно, то я избегаю ругани. Мусор, в виде бранных слов, засоряет голову. Это микробы, вирусы, которые в той или иной мере мешают мне нормально думать. Но есть люди, слова которых либо нецензурны, либо ошибочны. А вы-то сами часто ругаетесь?

— Приходится.

— Бросьте. Потому что результат налицо. Но это опять шутка, а нам сейчас не до веселья. Значит, вы берете меня в компанию?