Лимирей шагнула в крытую часть внутреннего дворика, и я увидел, что мы оказались не просто во дворе, а в саду. Узкие тропинки пролегали между деревьями и клумбами. В нос ударило множество запахов. Поначалу могло показаться, что мы очутились в диких зарослях, потому что здесь росло все: от колючих сорняков и кустов до диковинных растений, которые я никогда раньше не видел. Наверное, такие обычно растут на юге.
Какие-то из них только зацветали, другие уже плодоносили. Здесь сочетались все времена года. Одно дерево вовсе стояло особняком. Под ним даже не росла сорная трава, а фиолетовые листья казались поникшими и вялыми.
– Это откуда такое великолепие? – тихо спросил я, кивнув на дерево.
Лимирей ненадолго остановилась и провела меня к скамейке. Мы сели, и Лим принялась писать ответ.
Я скосил взгляд на одинокое дерево. Теперь оно у меня вызывало не интерес, а большие опасения. Небось и почва под ним была отравлена, и даже трава на ней не приживалась.
Лимирей убрала лист бумаги и перо, и мы продолжили путь. Я не переставал оглядывать сад.
– А у тебя здесь красиво… – задумчиво сказал я.
Лимирей улыбнулась. Кажется, она была польщена тем, что мне так понравился ее сад.
Мы свернули на одну из боковых тропинок и оказались перед входом в замок. Лимирей толкнула тяжелую дверь, и перед нами возник длинный просторный коридор. Здесь в воздухе ощущалась настоящая зима, царившая и снаружи.
Мы с Лимирей двинулись по галерее. На стенах висели обрывки гобеленов, крепления от светильников; канделябры были давно украдены. Из-под двери впереди пробивался яркий свет.
Когда Лим толкнула ее, мы оказались в большом зале. Судя по всему, он предназначался для приемов. В огромном камине, который занимал почти всю левую стену, полыхало пламя. Здесь оказалось еще теплее, чем в саду. Но кто развел огонь, если замок давно заброшен? И что за странные отблески красного и оранжевого играют на полу?
Я стал осматриваться. Чуть дальше от камина располагался длинный каменный стол. Судя по всему, Лимирей решила сделать из части стола нечто вроде плиты и кухонной зоны.
Некогда зеркальная плитка под ногами уже замызгалась и была покрыта множеством царапин. Напротив камина располагались несколько уцелевших колонн, которые упирались в высокий потолок, а за ними угадывались окна, задернутые тяжелыми гардинами. Они были покрыты пылью, а местами выедены молью. В той же стороне я заметил странные отсветы на плитке пола: от ярко-рыжего до темно-красного.
– Лимирей? – осторожно позвал я.
Она обернулась и, заметив отсветы, радостно улыбнулась и с улыбкой бросилась в темный угол зала. Я проследил за ней и поднял взгляд выше. За колоннами находился самый настоящий дракон! И пламя камина отбрасывало в зал блики от его алой чешуи. Даже свернувшись клубком, дракон занимал огромную часть помещения, – едва ли не треть зала за колоннами, – а остроконечный треугольный хвост загораживал одну из боковых дверей.
Дракон, почувствовав прикосновение Лимирей, выпрямился, открыл глаза – огромные, желтые, с вертикальным зрачком – и посмотрел на Лим. Взгляд дракона, как ни странно, не был пугающим – наоборот, он был наполнен теплотой. Он шевельнул огромными крыльями, чем всколыхнул пламя в камине, и снова их сложил. Выпрямившись, дракон доставал головой едва ли не до потолка.
– Рад видеть, тебя, Лимирей, – пророкотал он и улыбнулся, оскалив острые зубы.
Лим обняла дракона за лапу и прижалась к нему всем телом – совсем как к старому другу, которого давно не видела. Может, если бы я не лишился дара речи и владел собой, то испытал бы зависть, ведь ко мне она не бросилась с такими объятиями после десятилетней разлуки.
– А это кто с тобой? – спросил дракон, повернув ко мне морду и шевельнув хвостом.