Мое лицо вспыхнуло как от огня, а Пел-Тенхиор произнес:
– Матушка, не мучай оталу Келехара.
Она рассмеялась.
– Прошу прощения, отала. Приятного аппетита.
Глядя на сына, она резким тоном добавила какую-то непонятную мне фразу и вернулась в кухню.
Пел-Тенхиор перевел:
– Она сказала, чтобы я не ссорился с вами.
– Это часто происходит, когда вы ужинаете со своими знакомыми? – спросил я таким тоном, словно был придворным и вел светскую беседу.
– Здесь случались грандиозные скандалы, – уклончиво ответил Пел-Тенхиор.
Какое-то время мы ели молча. Обоняние не обмануло меня, суп оказался восхитительным; хлебцы были свежими и хрустящими, к ним подали мягкий белый бариджанский сыр.
Внезапно Пел-Тенхиор заговорил:
– Поверьте мне, я просто нуждался в компании, и ничего больше. Вы так спокойны, в отличие от большинства моих знакомых.
– Я спокоен? – с сомнением переспросил я. Неужели он угадал мое волнение и нарочно лжет мне? Может быть, он сказал это на всякий случай, чтобы ему тоже не пришлось признаваться в своих чувствах?
– Оперные певцы, – вздохнул он и закатил глаза. – Для них заноза в пальце – трагедия в пяти актах. И в большинстве своем они без умолку болтают, болтают, болтают. – Он изобразил пальцами движение челюстей и рассмеялся. – Я не лучше, но вы, наверное, это уже заметили.
Я ничего не сказал, и он снова расхохотался.
– Сейчас по сценарию вы должны были уверять меня в обратном, но я рад, что вы были честны со мной.
Я почувствовал, что обязан что-то ответить, и пробормотал:
– Я нахожу общение с вами познавательным.
– Будем считать, что это комплимент, – сказал Пел-Тенхиор, но при этом ослепительно улыбнулся.
Когда я вернулся домой, у меня так сильно дрожали руки, что мне не сразу удалось вставить ключ в замочную скважину.