Свидетель Мертвых

– Уверяю вас, я ее не убивал.

– Я не обвиняю вас в убийстве, – заметил я. – Но мне нужно знать все, что вы можете сообщить о том вечере. Садитесь, пожалуйста.

Он упал на стул с таким видом, словно был благодарен мне за это любезное предложение, потом пробормотал:

– Мы… сначала мы поехали… Вам нужны все подробности?

– Да, – кивнул я.

– Сначала мы поехали в ее пансион; я ждал в карете, пока она переодевалась. Мы всегда так делали; мин Шелсин никогда не выходила по вечерам в том же платье, в котором репетировала.

Я подумал, что дело обстояло, скорее всего, наоборот: она не могла надевать в Оперу платья, которые воровала, чтобы носить в свободные вечера. Но я промолчал.

Осмер Корешар продолжал:

– Надо отдать ей должное: переодевалась она очень быстро. Говорила, что научилась этому в театре, ведь там приходится менять костюмы в ужасающей спешке. Когда она вернулась – на ней было зеленое бархатное платье с вышитыми манжетами, – мы поехали ужинать в «Харамани». Она была такой, как всегда. После ужина мы отправились в «Бонаши».

Это уже было кое-что. «Бонаши» был ближайшим игорным домом к чайной «Пес лодочника» – по крайней мере, ближайшим из тех, в которые отправилась бы мин Шелсин.

– Сколько времени вы провели там?

– Я оставался там до полуночи. Не знаю насчет мин Шелсин. Я потерял ее из виду.

– Такое часто случалось?

Он неловко пожал плечами.

– В «Бонаши» я играю в пакх’палар, и мое внимание сосредоточено на партии. Иначе нельзя. Обычно Арвене’ан оставалась со мной до окончания игры, но иногда уходила. Это зависело от того, успешно ли играла она.

– Значит, вы не удивились?

– Нет. Я поискал ее и, не найдя, поехал домой.

– Но ведь было слишком рано? – Я знал, что игорные дома вроде «Бонаши» открыты до рассвета.

Его щеки порозовели.

– Я страдаю мигренями, и у меня начинает сильно болеть голова, если я засиживаюсь допоздна. Я всегда уезжаю домой в полночь.