Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 29. Семен Альтов

22
18
20
22
24
26
28
30
Соавторы

Л. Ширвиндту

Этой истории уже почти тридцать лет. Если сегодня перед Шурой не устоит ни одна уважающая себя женщина, то тогда перед ним не мог устоять и ни один мужчина. Я в том числе.

Мы были немного знакомы, и вдруг во время гастролей Театра сатиры в Ленинграде звонит Александр Анатольевич и говорит: «Приходи, есть разговор!» Я обалдел. Звонок Ширвиндта уже делал меня знаменитым.

Я влетел в гостиницу «Октябрьская». Шура сидел в кресле с трубкой, в халате и сказал дословно следующее: Хватит заниматься херней, пора писать пьесу!»

Сказано было доброжелательным тоном, но мне захотелось щелкнуть каблуками, рявкнуть: «Служу Советскому Союзу!»

Если сам Ширвиндт сказал: «Пора писать пьесу». — никаких сомнений в том, что я ее напишу, у меня не возникло.

Я вывел на бумаге магическое слово «пьеса». И началось торжество искусства над разумом. Никогда в жизни мне не писалось так легко.

Прелесть пьесы, в отличие от рассказа, в том, что она готова вместить ваш жизненный опыт. А тридцать лет назад опыт у меня еще был.

Вдохновение, помноженное на отсутствие мастерства, — колоссальная движущая сила. Сто страниц было позади, а я еще не поделился и пятой частью жизненного опыта.

С трудом оторвавшись от пьесы на 126-й странице, я позвонил Шуре, сказал: «Пьеса готова, отправляю почтой».

Само собой — ценная бандероль, трижды завернутая, вся в клее и сургуче. Не дай бог пропадет! Гениальное крадут в первую очередь.

Через неделю пришел ответ от Шуры. В письме он мягко журил, предлагал продолжить сотрудничество и просил, если можно, сократить наполовину.

Сам Ширвиндт просит сократить!

Я размахивал письмом перед друзьями с гордостью ворошиловского стрелка, награжденного именной саблей.

И снова бессонные ночи. Измучившись, я с трудом ужал материал со 126 страниц до 140.

Позвонил Шуре, доложил: окончательный вариант готов.

Он сказал: «Приезжай!»

Приежаю в Москву. Дом на набережной. Музей-квартира Ширвиндта. Я с восхищением наблюдал, как он, добродушно матерясь, отбивается от телефонных звонков, родных, близких, домашних животных. Простой, как все великие.

Сели в «Ниву», кажется, темно-вишневого цвета.

— Куда едем?