Зримая тьма

22
18
20
22
24
26
28
30

Полковник сидел на фоне карт, старых плакатов, тростниковых кресел и узенькой железной койки, постукивал карандашом по столу и слушал, иногда кивая головой в знак согласия.

Я сравнивал этих двух, таких разных людей — маленького, пожелтевшего и высохшего полковника, похожего на добродушного бонзу, словно для маскарада напялившего неаккуратную, мешковато сидящую на нем военную форму, и крупного, энергичного, самоуверенного Джи Джи — существа совсем иного рода, человека нового типа, появившегося на свет в результате естественного отбора, гигиенических предосторожностей и какой-то необыкновенной диеты. Изучая их обоих, я начинал понимать, почему Джи Джи не верит в успех эксперимента Латура. Суть дела заключалась в темпераменте. Латур предлагал задушить восстание добром. Половину его людей составляли «командос в белых халатах», как их называли, — врачи, инженеры, агрономы. Они отправлялись в горы к враждебным племенам, без оружия с протянутыми в знак дружбы руками. Они приносили в дар еду и одежду, лечили больных, строили дороги и мосты.

Многие французы не верили в Латура. Газеты ультра, предпочитавших воевать до победного конца, издевались над ним, называли его коммунистическим агентом. Джи Джи тоже не верил в Латура, но по другой причине. По мнению Джи Джи, он не был реалистом, а для Джи Джи реализм как добродетель значил больше, чем вера, надежда и любовь.

— Вот, коротко говоря, наше дело, — продолжал между тем Джи Джи. — Если нам предстоит работать, то подобные инциденты, полковник, просто не должны повторяться.

— Я крайне сожалею о случившемся, — ответил Латур, как только Джи Джи предоставил ему эту возможность. — Мы усиленно разыскиваем виновных. Как вам известно, гражданская милиция распущена. С сегодняшнего дня каждое гражданское лицо, задержанное с огнестрельным оружием, подлежит суду военного трибунала.

— Рад слышать.

Экзотическая птица в клетке над Латуром откинула голову и пронзительно крикнула. Полковник вытянул руку со стеком и резко постучал по клетке.

— Замолчи, Виктор! — приказал он и положил стек. — Ну и, конечно, я все время буду на месте, как только вернусь из следующей поездки.

— Из следующей поездки, полковник? По- моему, я где-то читал, что ваша миссия — з этом районе, по крайней мере, — успешно завершена?

— Не совсем, мистер Хартни, не совсем. У нас еще остался маленький уголок в горах. А уж потом я перейду в писаря, пока меня снова не пошлют куда-нибудь.

Джи Джи уныло посмотрел на меня.

— Надеюсь, полковник, вы оставляете нас в надежных руках?

— Можете не сомневаться. Ничего не произойдет, пока мы будем отсутствовать.

— Когда вы намерены вернуться, если не секрет?

— Никакого секрета, мистер Хартни. Мы вернемся к мусульманскому празднику в конце рамадана. Сколько до него осталось? Кажется, дней десять? Вот через десять дней и увидимся. Мы обязательно вернемся, так как собираемся в этом году широко использовать праздник. Предполагаем отпраздновать окончание умиротворения района и думаем, что сделаем правильно, если пригласим представителей деревень, — пусть они убедятся, что жизнь в Эль-Милии идет нормально. Мы хотим, чтобы они с удовольствием провели время и убедились, что французы и алжирцы могут жить в мире. А уж тогда пропагандисты ФНО только зря будут тратить время. Все эти люди — крестьяне и думают желудками.

— Вот это действительно творческий подход! — воскликнул Джи Джи, однако по фальшивым ноткам в его голосе я понял, что рассуждения полковника не произвели на него никакого впечатления.

— Крестьяне — не политики, — продолжал Латур. — Они не верят пропаганде, они верят только фактам. В конце концов, все мы, по существу, одинаковы. Все мы хотим жить в мире, разводить скот, сажать огороды, воспитывать детей.

— И продавать нефть, — добавил Джи Джи.

— И продавать нефть, мистер Хартни.

Только после того как «роллс-ройс» тронулся, Джи Джи заговорил снова.