Русское масонство,

22
18
20
22
24
26
28
30

Так, масонство в этом отношении давало соответственный духу времени ответ. Но в то же время масонство требовало нравственного совершенствования, – как видим, и эта сторона отвечала духовным запросам современного интеллигента. Мало того, орден вольных каменщиков как братство – как идея равенства вне зависимости от положений и состояний – удовлетворял тем требованиям, которые вызывались идеей прав человека и гражданина. Наконец, масонство заключало в себе еще и обряд. Эта сторона была важна для тех, кто разочаровался в обрядах православной церкви, но не мог совершенно вычеркнуть их из своей жизни.

Таким образом, масонство давало известную систему, обещало миросозерцание и призывало своих братьев к работе над своей личностью и над созданием храма истины.

Переживая время сомнений и исканий «иных путей», Новиков обращается к масонам и в 1775 году вступает в орден, в елагинскую ложу «Астрея».

Казалось бы, для чуткого и энергичного Новикова открывалось широкое поле деятельности: «работать» над диким камнем своих сомнений и просвещением еще не просвещенных братьев.

Но… не прошло и года, как Новиков стремится уйти[141] из-под власти английской системы.

Почему? Ответ на это находится в связи с коренной чертой английской системы. Масонство пришло к нам с Запада. Там деятельность ордена оживлялась определенными местными условиями. У нас же масонство этого времени если и давало систему миросозерцания, то все же оно не могло объединить своих членов в общей «товарищеской» работе. На деле у нас в орден шли люди с разными целями и разными верованиями. Среди петербургских масонов елагинских лож мы видим и вольтерьянцев, и атеистов, и людей религиозных, и искателей приключений, алчущих подчас главным образом встреч с сильными мира сего… В этом-то и заключались главные разлагающие начала, о чем так подробно рассказал позднее в своих «Записках»[142] сам И. П. Елагин.

Эмблема ложи «Астрея». 1815 г.

Каждый каменщик держал в руках наугольник и циркуль, но общей работы созидания храма внутренней жизни не было. Русские масоны вошли в пустые стены храма ордена тамплиеров и оставались простыми зрителями, не принимая участия в торжественном богослужении. Правда, «служение» в скором времени заменилось частыми заседаниями в «столовых» ложах.

Руководители масонства хорошо понимали, что им недостает[143] деятельных, энергичных и образованных людей, которые могли бы нести ответственную роль «просветителей» и вдохновителей, вновь принимаемых «апрантивов». Вот почему так легко, не проходя начальных степеней, был принят в ложу и Новиков; его считали полезным человеком для «масонского дела». Но сам он скоро понял «суету» и «празднословие» елагинского братства.

В нем он не мог найти того удовлетворения, которого искала его религиозно настроенная душа. К концу первого года своего посвящения в масоны Новиков познакомился с Рейхелем[144], увлекся его обещаниями и присоединился к циннендорфской системе, начавшей приобретать влияние среди петербургских масонов. Новиков, как видим, все же не хотел покидать масонства. Он видел в нем живые начала, но решил идти другим путем в искании истины.

Вместе с Рейхелем Новиков в 1776 году основал новую ложу, главной задачей которой должно было явиться нравственное совершенствование. Работой новой ложи должно было стать искание света. Тогда как в елагинских ложах искали разгадки тайны масонской. Эти две точки зрения на масонство[145] впоследствии резко противопоставили масонство петербургское и московское.

Подтверждение такому различию во взглядах на масонство мы находим в целом ряде документов масонского ордена.

В елагинском катехизисе о принятии в члены ордена говорилось: «Вступать в масоны надо не для приобретения добродетелей, которые можно найти через веру и гражданские узаконения, и не для снискания премудрости, которые можно найти в школах, но для открытия и предания потомству некоего важного таинства»[146].

Иначе ставит вопрос Новиков. «Душа и дух да будут единственными предметами нашими», «величие человеческой личности, его преизящество и благородство», «противодействие модным философам, подобным блеску сусального золота» – вот какие вопросы хотел решать Новиков, о чем мы узнаем из «предуведомления» к «Утреннему свету»[147], издававшемуся Новиковым в это время. Позднее еще яснее определилось стремление его найти правду человеческих отношений, освободить религиозное чувство от ложных заблуждений, пролить свет на природу личности и ее отношение к миру вообще, самому себе и своему ближнему в частности – во всем этом и заключалась главная цель Новикова и позднее московского масонства, в котором он принимал участие. Вдумываясь в эти положения, мы увидим, что разгадывание ковров и чтение повести Адонирамовой в ложах елагинской системы не могло удовлетворить ищущей правды его религиозно настроенной души.

Наступил 1777 год; объединились рейхелевские и елагинские ложи под начальством шведской системы[148]. Но эта смена систем показывает, как наивно верили русские масоны, будто с переменой форм можно достигнуть истины. В 2–3 года переменились три системы, и ни одна из них не могла удовлетворить Новикова.

Со слезами на глазах, переживая тяжелое время исканий, Новиков спрашивал Рейхеля, в чем же истинное масонство?

Заклиная именем Бога, Новиков просил Рейхеля дать ему ответ, которому он и последует[149].

Рейхель ответил: истина в удалении от политики и следовании идеалам христианства.

Сам же Новиков так формулировал ответ Рейхеля: истинное масонство в том просвещении, к которому можно прийти, идя по стезям христианского[150]. Как мы узнаем, почти всю жизнь Новиков не отступал от такого своего взгляда на масонство.

Казалось, что вопрос уже выяснился для Новикова, но встреча с князем Репниным[151] снова заронила сомнение в его душу. Репнин говорил Новикову, правда полунамеками, о розенкрейцерах; о том, что у них в ложах – истинное вольное каменщичество. Нетвердый еще в первом своем убеждении, Новиков снова чувствовал неудовлетворенность, но все же его искания находили определенный путь, заключавшийся в первой части данной им масонству формулы – в просвещении.