Самогонщик против армии США

22
18
20
22
24
26
28
30

— Возможно. Только я уверен, местные сильно её преувеличивают. Верьи, выпивающие душу… Едва сдерживаюсь, чтоб не заржать.

— И тем самым выдать нашу инородность. Пит! Грёбаная клыкастая нам нужна хотя бы как знаток местных нравов. Без неё мы — как в зимнем камуфляже среди летней степи. Только штаны с неё не стаскивай, ОК? Хоть блядушка не против. Кривой не простит, если вернёшь её с брюхом.

— Я даже не проверил, могут ли от землянина здесь рождаться дети, — усмехнулся лейтенант. — Служанками Айюрра пользовался с презиками. Но они закончились. Надеюсь, СПИД тут ещё не изобрели?

— Кобель… Эскьюз ми, сэр.

— Сочту твою оговорку комплиментом. А ты?

Несмотря на время, проведённое вместе в Бахмуте, и месяцы в этом мире, они не откровенничали. Уважали личное пространство каждого. Но простота нравов в Мульде взяла своё.

— Я… А что я? В школе влюбилась как дура в капитана баскетбольной команды. Он поигрался и бросил, падла. Поняла для себя, что близость с мужиками даёт только беременность, болезни и прочий головняк. Вторая любовь случилась уже в Афганистане. Кэти была военным медиком. Лечила и местных, пока её не застрелили в затылок, перевязывавшую афганского мальчика. За четыре месяца до эвакуации. Всё! Когда невмоготу, запускаю себе пальцы в трусы. Норка моя закрыта для посторонних, как и душа. Вот мой единственный бой-френд, — она погладила М4 с оптическим прицелом, заботливо укутанный в тряпьё.

Пит не считал себя гомофобом, к всяким розово-голубым относился сдержанно. Но его чрезвычайно раздражали вопли "ко мне придираются только потому, что я гей". В армии открытым активистам ЛГБТ порой сходили с рук шалости, за которых нормала закатали бы в асфальт. И вот — судьба свела с напарницей, признавшейся в связи с женщиной.

— Как ты вообще в армию попала?

— А ты?

— У меня отец — морпех.

— А у меня — наркодилер. Тоже романтическая профессия.

— Сел?

— Конечно. И вышел. Потом погиб в разборках. Бог с ним. Я не торговала, если ты об этом. Покуривала, как все. У нас была женская банда. Ездили на Манхэттен, ставили туристов. Два ареста. Школу едва закончила, о колледже речи не было. И тогда ма сказала: баста, берись за ум. У неё самой жизнь пропащая. Говорит: у тебя, дочка, с самого детства не айс, так давай двум моим младшим сёстрам сделаем грёбаную «настоящую американскую мечту», — Джен расшнуровала ботинки и поморщилась от запаха ног. — Твою мать, здесь хотя бы ноги помыть удастся? В этом диком мире я сильнее заросла грязью, чем в Украине.

— Мы в походе. Переносим тяготы, и звёздно-полосатый флаг ведёт нас за собой вперёд, — ухмыльнулся Пит. — Так что с «мечтой»?

— А какой у меня был выбор? Продавщицей в супермаркет? Официанткой? На себя бы хватило. А для ма и сестрёнок — нет. Я подписала первый контракт. Второй закончился в начале двадцать второго. Затем подписала с Иностранным легионом ВСУ. Теперь — без вести пропавшая. То есть в плену у орков или разорвана на куски — не опознать без теста ДНК. Маме вышлют страховку… И всё. Задница.

— Аналогично. Жене и сыновьям Пентагон выразит соболезнования, что ваш муж и отец погиб на справедливой войне во имя торжества свободы и демократии. Страховка от ВСУ за меня больше, всё же офицер. Бетти поплачет и устроит себе жизнь без меня.

Месяцы пребывания в Гхарге вроде бы и развили навык жизни в Средневековье, но одновременно обострили желание вернуться. До крайней степени обострили.

— Да. Дерьмо кругом. Слушай. Если у того Гоша имеется переход обратно, видит бог, я готова забить на любые гнилые договорённости с Аюрром и бандой Кривого. Сменяем М4 с патронами на золотые монеты, они здесь дешевле грязи, и — погнали назад.

— А если он не согласится?