— Обычно. Взбивают в миске четыре яйца, переливают их в другой сосуд, куда добавляют полпинты молока, четыре куска сахара и полпинты Канарского вина — вот и все.
Наклонившись, Фентон подобрал кинжал Мег и задумчиво взвесил его на ладони.
— Джайлс!
— Да, добрый сэр?
— Ты, кажется, знаком с нашим секретом?
— Вы соизволили ознакомить меня с ним, сэр, когда вчера открыли, что…
— Отлично! — прервал Фентон. — Собери в моем кабинете всю кухонную прислугу, особенно тех, кто мог готовить этот поссет, а также тех, кто относил его наверх.
Джайлс поклонился, все еще не обнаруживая обычной наглости.
— Скажи им, — продолжал Фентон, — что миледи была отравлена мышьяком, и что вскоре я с ними потолкую. При этом, несомненно, поднимется визг и вой…
— Визг и вой? — переспросил Джайлс. — Что вы, сэр, это будет ад, почище чем в театре, когда там разыгрывают сцену шабаша ведьм. Этих скотов следовало бы хорошенько огреть кошкой-девятихвосткой![30] Но я смогу с ними справиться, сэр!
И Джайлс удалился, закрыв за собой дверь, прежде чем Фентон успел возразить.
Лидия, явно не доверявшая Джайлсу, все еще стояла на коленях на краю кровати, но теперь ее голубые глаза смеялись.
— Я знала это! — воскликнула она. — О, я была уверена в этом с тех пор, как мы поженились… — Лидия подняла глаза кверху, — три года, один месяц и четыре дня тому назад.
— Уверена в чем, дорогая?
— Подойди, и я шепну тебе на ухо. Ближе! Еще ближе!
Фентон послушно склонился к ней, приподняв локоны парика. Лидия слегка укусила его за ухо, заставив подпрыгнуть от неожиданности, хотя это отнюдь не было неприятным.
— Что за шутки? — проворчал он, все еще держа в руке кинжал и насмешливо глядя на нее. — И где же ты это узнала?
— Ты сам научил меня, — ответила Лидия. Внезапно ее голос стал серьезным. — Ник, ты стал сегодня другим, и поэтому я скажу тебе… Перед тем, как мы поженились, я говорила с моим отцом. Он тебя ненавидел. Знаешь, что я ему о тебе сказала?
— Понятия не имею.
Лидия с гордостью произнесла, не сознавая, насколько нелепо звучат ее слова: