Вечером пришли с работы отец и мать Ивана. Иван представил меня, сказав, что я буду работать в школе учителем.
— Какая школа, — пожал плечами отец Ивана Сергей Николаевич. — Июнь месяц только пошел.
— Да я поработать хочу до осени. Поможете?
— А что я вам предложить могу? Разве что рабочим, а у вас диплом о высшем образовании.
— Так я на другое и не рассчитываю, — заверил я. — Пару месяцев физического труда только на пользу пойдут.
— Похвально, — одобрил Сергей Николаевич. — Рабочих рук у нас всегда не хватает. И когда вы хотите приступить к работе?
— Да хоть завтра, — сказал я.
— Идет! Завтра жду к десяти в отделе кадров. Ванька покажет, где наше управление.
Может и ты, Вань? — повернулся Сергей Николаевич к сыну. — Заодно с приятелем. Чего без толку дома сидеть?
— Ты, что, отец, сдурел, — вступилась мать Тамара Петровна. — Ему школы по горло хватит.
— Не, батя, я погожу, — засмеялся Иван. — Это Володька. Он у нас особенный, с чудинкой. А я лучше на диване поваляюсь, книжки почитаю, да на речке позагораю в свое удовольствие.
— И по девкам побегаешь, — недовольно буркнул отец.
— Серёж! — Тамара Петровна строго посмотрела на мужа.
Ванька только ухмыльнулся, но промолчал.
Пили за знакомство из того же графинчика и снова ели пельмени, правда, прежде съели по тарелке наваристого борща.
Тамара Петровна водки не пила и в разговоре участвовала неохотно. Только спросила в конце ужина:
— Это правда, что вы, Володя, обладаете каким-то особым даром? Ваня говорил, что вы можете лечить руками и предметы двигать взглядом.
— Ну что вы! Иван вам наговорит. Что-то могу, хотя ничего необычного здесь нет. А так больше разговоры.
Я по-прежнему старался быть осторожным. Я помнил письмо физика Френкеля, которое в своё время напугало отца. Тогда отец в осторожной форме написал о моих способностях и, в частности, о способности предвидения в Академию Наук СССР и получил ответ профессора Н. Блохина: «У меня позиция была и остается твердой: с научной точки зрения в этом феномене ничего нет. Чудесами и мистикой мы не занимаемся». Френкель же на письмо ответил мягко, но ответ его прозвучал, как предупреждение и напугал отца: «…обстановка в науке настолько сложна и опасна для открытого обсуждения этих сложных проблем, что приходится скрывать информацию в стенах лаборатории, хотя лаборатория поддерживается профессором А.Д. Александровым… Поэтому ни в коем случае не следует никому нигде рассказывать… Все будет расценено, как распространение лженауки».
Сейчас, конечно, не то время, чтобы бояться репрессий за то, что твоя психика отличается от общепринятой нормы и за то, что природа наделяет кого-то особыми способностями, тем более, неизвестно, дар это или проклятие. Ведь даже в той памяти, которой я обладаю, мне стыдно признаваться, и я, как раньше в школе, в институте на экзаменах по таким предметам как политэкономия, например, старался переставлять слова и предложения, чтобы не казалось, что я вызубрил главу наизусть, хотя текст представал перед моими глазами фотографической картинкой, который я мог читать с закрытыми глазами…