Моя Шамбала

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я люблю море.

— Это где ж ты его полюбить успел? Когда двор метлой чистил? Наверно, представляешь, что это палуба, — не унимался Армен.

— Дурак ты, Армен, — презрительно бросим Пахом. — У меня дед еще в Японскую на канонерке «Смелый» служил, а дядя Петя на подводной лодке плавал, сами знаете.

Мы, конечно, знали, что брат Ванькиного отца был моряком и погиб под Севастополем, и теперь чуть помолчали, как бы утверждая за Пахомом право стать моряком.

— А я люблю природу, — задумчиво покусывая травинку, сказал Мишка Монгол. Голос Монгола подобрел, а глаза стали масляными. — Мать хочет, чтобы я пошел учиться на садовника. Говорит, всю жизнь на воздухе среди цветов.

— И среди говна, — продолжил в тон ему Самуил таким же мечтательным голосом. — Знаю, бабка Фира, дяди Абрама мать, на цветах помешана. Так от ее навоза у нас уже носы посинели. Куринный помет собирает, коровьи лепешки по улице ищет. Все ведра и кастрюли загадила.

— Много ты понимаешь, Шнобель. Бабке спасибо сказать нужно.

— Это за что ж?

— За красоту, дурак. За то, что она людей радует.

— Как же, радует! — обозлился Самуил. — Кто ее цветы видел? Ты видел? То-то. На базаре ее цветам радуются. По червонцу штучка.

— Самуил, а почему вы в свой двор никого не пускаете? — поинтересовался Витька Мотя. — Забор такой, что не перелезешь.

— А ты перелезь. Там пес с теленка на проволоке по двору бегает. Недаром на калитке написано «Злая собака», — усмехнулся Пахом.

Мы выжидающе смотрели на Самуила.

— А я почем знаю? — смутился Самуил. — Это дом дяди Абрама.

— Ну и что? Твой же родственник, — упрямо возразил Витька.

— Да, родственник, — вспыхнул Самуил. — Родственник. Только мы с матерью, Соней и Наумом в одной полутемной комнате живем. А мать ему за квартиру двести рублей платит. И с матерью он ругается за то, что она нас в синагогу не пускает.

— Ну, фашист, — вырвалось у Моти.

— Какой же он фашист, если во время войны сто тысяч на танк отдал, — сказал Изя Каплунский. Просто в нем старая вера глубоко сидит. Он боится, что если не будет хранить старые еврейские традиции, то евреи потеряются и вообще исчезнут. Поэтому он и не пускает к себе никого, кроме верующих евреев, и с русскими старается не водиться.

— Он и читает только старые еврейские книги, — подтвердил Самуил. — Потеха. Начинает с конца и читает наоборот.

— Как это, наоборот? — усомнился Мотя.