Моя Шамбала

22
18
20
22
24
26
28
30

— Смотри, Коза, доиграешься. Забуришь как Леха. Курские-то почище монастырских будут.

Ванька презрительно циркнул слюной через зубы и ничего не ответил.

Ванька последнее время водился с нами редко, все больше бегал на Курскую, где жила отъявленная шпана. Не раз он приносил домой ворованные тряпки, а мать молча прятала, невольно поощряя его. Старшая сестра, Нинка, девка красивая и развязная, когда Ванька показал ей маленькие золотые сережки, спросила:

— Где взял?

— Нашел, — ответил Ванька.

— Сразу две? — засмеялась Нинка. Серьги у него взяла и, подмигнув, сказала, улыбаясь:

— Вот бы ты мне еще перстенек золотой нашел.

Нинке было шестнадцать лет, но полнота делала ее старше, ходила она в туфлях на высоких каблуках, и за ней ухаживали офицеры.

— Огольцы, гляди! — показал рукой Армен.

Алексеев метнул молот, побалансировал на одной ноге, проследив за полетом ядра, и опрометью бросился на другой конец поля. Он поднял ядро и долго ходил вокруг лунки, поглядывая на нас, потом вбил кол, сделав отметку броска, и пошел, сияющий, к исходной позиции ближней к нам стороной.

— Сколько, Юрик? — спросил Пахом.

— Пятьдесят два! — белозубо улыбаясь, ответил чемпион.

— Ну, ты даешь! — вежливо удивились мы.

У Алексеева рот растянулся до ушей. Он почистил ядро, не торопясь, надел рубашку и, усталый и довольный, пошел с поля.

— Так он скоро и Александра Шехтеля догонит, а Шехтель чемпион России, — сказал Самуил Ваткин.

— А это сколько? — поинтересовался Монгол.

— Больше пятидесяти четырех метров.

— Так Юрик его скоро и догонит, — порадовался Пахом.

— Может и догонит.

— Мне домой пора, — поднялся Ванька Коза.