— Ну, ты, в ухо хочешь? — обиделся Мотя. — Мотация у всех бывает. Это когда голос меняется. Когда в мужика превращаешься.
— Вот у тебя еще не прошла, потому ты и пищишь. А у меня уже прошла, видишь, голос какой грубый. Только я петь не умею. А Монгол вот запел.
— Это где ж я пищу? — от возмущения Пахом сел. — Да я сроду не пищал. Скажите, пацаны.
Пахом действительно не пищал. Голос у него был мальчишеский, но сиплый, и все это подтвердили.
— Ну ладно, не пищишь — согласился Мотя. — Но все равно у тебя мотация.
— Мутация, — поправил я. — Возрастная ломка голоса в период полового созревания.
— А ты, Вовец, откуда знаешь? — на всякий случай опросил Пахом.
— Читал.
— Вовец все знает, — польстил мне Мотястарший.
— Половое созревание — это как у Андрияна? — уточнил Пахом. Все засмеялись. Эту историю с Валькой Андрияновым знала вся школа.
Валька Андрианов в оккупации, как другие переростки, не был, но к шестому классу умудрился два раза остаться на второй год. Это был симпатичный крепкий парень, улыбчивый и не драчливый, но лентяй, каких мало. На уроках он сидел с такой постной физиономией, что его становилось жалко даже учителям.
Но с некоторых пор его стала беспокоить плоть, и он время от времени развлекался с не дававшим ему покоя предметом прямо на уроке. Особенно он приходил в волнение на уроке биологии. Молоденькая симпатичная биологичка была невысокая, худенькая, но с сильно развитой грудью. Эта грудь видно и доводила Андрияна до исступления. Он двигал рукой под партой, не сводя глаз с биологички. При этом физиономия его розовела от невыразимого удовольствия, и он сладострастно закатывал глаза. Сначала биологичка не понимала в чем дело. Только как-то раз сделала замечание: «Андрианов, что ты там все возишься?». В конце концов, ее не так беспокоил Андрианов, как остальной класс, который тридцатью парами глаз вдруг начинал косить в его сторону. Так долго продолжаться не могло, и однажды, когда началась очередная возня, биологичка, как бы невзначай приблизившись к Андриановой парте, вдруг кошачьим движением быстро откинула крышку. То, что она увидела, повергло ее в ужас. Она покраснела, глаза ее округлились, и она порыбьи стала хватать воздух ртом. Андриану бы прикрыться, но он уже не мог остановиться и с выпученными глазами и перепуганным лицом все же заканчивал начатое дело.
И вдруг биологичка взревела:
— Вон, скотина! Вон из класса! — Гримаса брезгливого отвращения передергивала ее лицо.
Андриян, прикрываясь руками, боком неуклюже вылез изза парты и под смех и улюлюканье класса бросился к двери, на ходу заправляя свой срам.
Биологичка, не смея сама пойти к директору с этим вопросом, рассказала все Нине Капитоновне, пожилой учительнице географии, а та директору школы.
Директор Костя вызвал Андрияна, но долго с ним не разговаривал, не читал нотаций, просто отобрал сумку и сказал, чтобы за сумкой пришла мать. А матери сказал, что без справки врача в школу его не пустит. Мать Андрияна высекла, а через день Андриян принес справку от невропатолога: «Здоров. Беседа о вреде онанизма проведена».
На том дело и кончилось.
— Вовец, какой будет счет? — вдруг спросил меня Пахом.
— Откуда я знаю? — пожал я плечами.