Золото

- Идут… Кто-то идет, - шепнул партизан, бесцеремонно толкая девушку в кусты и заставляя ее присесть.

Шаги приближались. Теперь их различала и Муся. Щелкнул предохранитель парабеллума. И вдруг невдалеке над кустами показалась голова Рудакова. Худощавый, поджарый, он легко прыгал с кочки на кочку, а за ним поспешал его адъютант, тот самый франт с косыми бачками, в скрипучих сапогах, которого Муся почему-то прозвала про себя «дон Педруччио». За спиной дона Педруччио болтался автомат, на поясе висели две гранаты.

Девушка сердито фыркнула и, оттолкнув Николая, вышла из кустов. Но Рудаков их уже и так заметил. Вокруг его глаз лучились хитрые морщинки.

- Чего это вы, ребята, так поздно или так рано… не знаю уж, как точнее сказать… среди болот распеваете? - спросил он.

А когда адъютант услужливо хохотнул, командир неприязненно поморщился:

- А что тут смешного? Солнце еще не встали. Как им сказать - рано или поздно? Нам вот рано, мы уж выспались.

Николай и Муся стояли перед командиром, не зная, куда девать взгляды. Карие глаза Рудакова лукаво щурились. Так вот отчего с такой грустью Николай докладывал, что досрочно закончил аэродром, а она так огорчилась, узнав, что ей придется лететь на Большую землю!

И почему вдруг так покраснела эта сорви-голова, вынесшая сокровища из самого пекла? Даже вон пот на висках брызнул.

- Волкова, ты чего?

- Да вот, товарищ командир, распелась-то я. Нашла время…

- Ну?

- Стишки, песенки… Это сейчас-то… Такая чепуха! Веселые искорки запрыгали в карих глазах Рудакова, бледные губы его тронула едва заметная улыбка.

- Чепуха? Наоборот. Без поэзии, ребята, нам жить нельзя. Без поэзии ночь - это только тьма, труд - только затрата физических усилий, хлеб - только род пищи. Да, да, вы что думаете! Поэзия… Разве это только стихи?…

- А разве нет? - спросил Николай, простодушно глядя на командира, в то время как Муся дипломатично отступила за его спину.

- Вот и говори спасибо, что до экзаменов дело не дошло. А то сразу и схватил бы неуд, - сказал Рудаков, но тут же, точно спохватившись, стер с лица улыбку и почти скомандовал: - Железнов, пойдешь со мной, покажешь мне свой аэродромстрой. Твои чудо-богатыри со своим Елкой-Палкой там? Ладно, договоримся о системе сигнализации.

Николай растерянно взглянул на Мусю.

- А тебя, Волкова, вот он проводит до лагеря. - Рудаков кивнул на адъютанта, просиявшего при этом. - Там проверяют ценности по описи, тебе стоило бы при этом присутствовать. С верхом договорено - в двадцать часов прибудет первый самолет, санитарный. Если все пойдет хорошо, в двадцать тридцать прилетит второй, за тобой. Готовься.

Не ожидая ответа, командир пружинисто перескочил с кочки на кочку и пошел не оглядываясь. Николай, чуть помедлив, тронулся за ним.

Муся холодно смерила с ног до головы сияющего дона Педруччио, остановила взгляд на его косых острых бачках, презрительно прищурилась и, резко повернувшись, быстро пошла по кочкам к лагерю, сразу же оставив позади своего кавалера.

Смотреть, как проверяют ценности по описи Митрофана Ильича, она не стала. В лазарете было пусто и оттого особенно мрачно. Котелок с чаем булькал на чугунной времянке. Анна Михеевна с Юлочкой завтракали. Старуха стала расспрашивать, как устроили раненых, какой за ними присмотр, как чувствует себя каждый из них. Она достала третью чашку и поставила ее перед Мусей. Пить чай после такого утра девушке показалось просто кощунственным. Она торопливо ответила на вопросы. Сославшись на неотложное дело, забрала девочку и направилась, как мысленно сказала себе, «прощаться с лагерем», во всяком случае с той его частью, где по возвращении с аэродрома мог появиться Николай.