Золото

А внизу, у подножия холма, темный с седыми подпалинами дым низко стлался до самого горизонта. Из этого бурого, лениво клубящегося моря, пошатываясь, поддерживая друг друга, выходили закопченные люди. Они невысоко поднимались по косогору, жадно хватали раскрытым ртом воздух и тут же падали на землю. Весь скат темнел от бессильно лежавших тел, а из мглы продолжали возникать все новые и новые фигуры.

Опять появился Николай. Он был уже один, без старика, но с ящиками, с автоматом и винтовкой. Девушка окликнула его. Голос ее был совсем слабый, Николай не услышал. Опираясь спиной о дерево, он обводил глазами скат, усеянный лежащими партизанами. «Меня ищет», - догадалась Муся и тихо улыбнулась.

Чувствуя, как и ее саму неудержимо тянет тоже опуститься на землю, она сняла больного партизана с седла, устроила его под сосенкой, хотела было привязать к дереву повод, но не хватило сил, и она прикорнула у ног коня.

Быстрые осенние сумерки стирали очертания окружающего. По мере того как тьма густела, все ярче, все острее разгорались звезды. Над самой головой Муси протянулся Млечный Путь. Потом из-за горизонта показался большой зловеще красный диск. Поднимаясь выше, он постепенно светлел. По земле разлилась чистая и острая прохлада. Точно посеребренные, выступили из тьмы стволы сосен. А под ними, далеко внизу, простерлось бесконечное болото, сплошь покрытое белесым, с живой багровой подпушкой дымом. Все еще жадно вдыхая холодный воздух, Муся закрыла глаза и сейчас же уснула. Но и во сне она продолжала идти, идти через силу, волоча подгибающиеся ноги.

30

Так шла она во сне по дороге, которой не было конца. Вдруг что-то остановило ее. Девушка испугалась. Ведь нужно же идти, идти во что бы то ни стало! Но что-то непонятное, страшное держало ее на месте, не пускало. Напрягая силы, она рванулась и… открыла глаза. Холодная луна светила в лицо так ярко, что на миг Муся зажмурилась. Когда она снова открыла глаза, над ней склонилось сердитое лицо адъютанта.

- Наконец-то! Ну и спишь ты! - говорил он. - Быстро к командиру! Я и так час тебя искал да полчаса будил.

Муся вскочила, испуганно оглянулась, ища коня. Конь, дремля, стоял тут же под сосной. Привязав повод, девушка подняла на свои натруженные плечи тяжелый мешок и пошла следом за адъютантом. Она шла, поеживаясь от холода, нервно зевая.

- В чем дело, не знаешь? - осведомилась Муся.

- Там скажут, - вздохнул адъютант, и по уклончивому его ответу девушка поняла, что ничего хорошего ее не ждет.

Костры догорали, слабо рдея углями, а иные и совсем потухли. Всюду лежали спящие люди. Слышались тяжелый храп, непонятное бормотанье. Кто-то кричал во сне. Бодрствовали только часовые, возникавшие из тьмы то там, то тут.

У большого костра на каких-то узлах спала Юлочка. Возле, на разостланной плащ-палатке, лежал Рудаков, задумчиво грызя кончик карандаша. Даже не оглянувшись на адъютанта, приближение которого он угадал по скрипу сапог, командир проворчал:

- Вас только за смертью посылать! - И, обернувшись к Мусе, он сказал: - Садись, Волкова, длинный разговор будет.

Муся села, посматривая на Рудакова и стараясь угадать, зачем ее позвали. Но тот почему-то стал расспрашивать ее о лесном лагере «Красного пахаря», о поголовье скота, о характере урочища в районе Коровьего оврага, о дорогах, ведущих туда. Потом он развернул западный конец карты, склеенной на сгибах целлофановой бумагой, и долго рассматривал ее.

- Переходили речку вы тут? - спросил он, ткнув карандашом в голубую жилу, вьющуюся по карте.

Девушка глянула ему через плечо, прочла знакомое название деревни.

- Тут. А что?

Не ответив, командир попросил поподробнее описать подходы к броду, сам брод.

- Мы пойдем туда? - оживляясь, спросила Муся. У нее появилась надежда увидеться с Матреной Никитичной, бабкой Прасковьей, Рубцовым, о которых она теперь думала, как о родных.

- Возможно, возможно, - ответил Рудаков и, положив карандаш на карту, покосился на лицо девушки, на котором боролись тревога и радость. - И не возможно, а факт! Можешь писать письмо своей подруге. Дней через десять вручу.