Гюг-Волк,

— Странно!

— Да, я знаю; но это так. Ах! В первую минуту это так взволновало меня… Потом, когда я увидела его лежащим, как ни в чем не бывало, на кровати, со сложенными на груди руками, я сказала себе: «Мария-Анна, тебе приснился дурной сон, не что иное», — и подошла к окну; но факел еще горел; он упал в чащу, несколько влево от третьего подземного входа, и блестел, как звездочка: отрицать было невозможно.

В продолжение нескольких секунд Мария Лагут молча смотрела на меня.

— Вы, конечно, понимаете, сударь, что с этой минуты мне слышалось что-то за креслом. Это не был страх, но беспокойство; это мучило меня! Рано утром я побежала будить Оффенлоха и послала его к графу. Проходя по коридору, я заметила, что первого факела не было в кольце; я сошла вниз и нашла его около маленькой тропинки, ведущей в лес. Вот он.

Она вынула из-под передника обгорелый факел и положила его на стол.

Я был поражен.

Как человек, которого я видел накануне таким слабым, истощенным, мог встать, пойти, открыть и закрыть тяжелое окно? Что означал этот сигнал в ночи? Мне казалось, что я присутствовал с широко раскрытыми глазами при этой странной, таинственной сцене, и мысль моя невольно перенеслась к «Чуме». Наконец, я пробудился от этого внутреннего созерцания и увидел, что Мария Лагут встала и собирается уходить.

— Сударыня, вы хорошо сделали, что предупредили меня, — сказал я, — благодарю вас. Вы никому не рассказывали об этом случае?

— Никому, сударь, такие вещи говорятся только священнику и доктору.

— Ну, я вижу, что вы молодец.

Мы обменивались этими словами на пороге башни. В эту минуту Спервер со своим другом Себальтом показался в глубине галереи.

— Эй, Фриц, — крикнул он, проходя по куртине, — какие я тебе скажу новости!

— Ну… Еще новое, — проговорил я про себя. — Право, дьявол мешается в наши дела.

Мария Лагут исчезла. Старый браконьер и его товарищ вошли в башню.

VIII

На лице Спервера выражался сдержанный гнев; лицо Себальта носило выражение горькой иронии. Почтенный ловчий, поразивший меня в день моего приезда в Нидек своим меланхолическим видом, был худ и сух, как щепка; одет он был в охотничью куртку, перетянутую кушаком, на котором висел нож с роговой ручкой; высокие кожаные гетры заходили за колени; рог висел на перевязи. На голове у него была широкая фетровая шляпа с пером цапли. Его профиль, заканчивавшийся рыжей бородкой, напоминал косулю.

— Да, — продолжал Спервер, — хорошие ты узнаешь новости.

Он бросился на стул и с отчаянием схватился за голову. Себальт спокойно снял через голову рог и положил его на стол.

— Ну, Себальт! — крикнул Гедеон. — Говори же.

Потом, взглянув на меня, он прибавил:

— Колдунья бродит вокруг замка.