— Сюда, барыня, сюда! — крикнул извозчик, открывая дверцы кареты.
— Кто тебя прислал?
— Кто? — запинаясь, повторил извозчик. — Да кирпичовский артельщик нанимал.
— А! ну, так скорее, скорее!
И Полинька кинулась в карету, горя нетерпением видеть Надежду Сергеевну.
Извозчик лениво захлопнул дверцу; четвероместная карета медленно двинулась. Сырой и душный воздух, скопившийся в ней, неприятно подействовал на Полиньку. Унылый вой ветра теперь еще яснее слышался ей, а дождь громко барабанил в крышу кареты и неистово стучал в стекла, будто негодуя, зачем их не отворят. Мысли Полиньки были печальны: положение Кирпичовой представлялось ей в мрачных красках. Она жалась в угол кареты и плотнее куталась в свой бурнус.
Вдруг в карете послышался легкий шорох.
Сильный страх охватил Полиньку. Она прислушивалась, с усилием всматривалась, — наконец стала храбриться, старалась отвлечь свое внимание, даже начала тихонько петь; но карету сильно тряхнуло, и что-то живое зашевелилось в ней.
Полинька с ужасом кинулась к окну, отворила его и закричала извозчику:
— Стой!!
Но слабый голос ее был заглушен воем ветра и стуком колес. Дождь хлестал ей в лицо, ветер срывал с нее шляпку… Полинька отшатнулась в глубину кареты и снова тот же шорох явственнее прежнего послышался ей.
Ни жива ни мертва, села она на свое место, и кровь хлынула ей в голову, сердце замерло: против нее в темноте сверкали два глаза, неподвижно устремленные на нее.
В одну минуту в уме испуганной девушки мелькнула тысяча предположений. Не вор ли? но что за мысль забраться в карету? и что у нее взять? разве один бурнус?.. «Что же это такое?» — в ужасе спрашивала себя Полинька, не сводя глаз с угла кареты, где продолжали сверкать неподвижно устремленные на нее глаза.
Или это призрак, порожденный ее расстроенным воображением?
Страх всё сильней овладевал ею, и, наконец, она бросилась к дверце кареты и торопилась открыть ее; но дрожащие руки плохо повиновались ей, силы изменяли…
Карета быстро катилась по мостовой с страшным стуком, блестящие глаза стали все ближе и ближе подвигаться к Полиньке.
— Кто тут? кто тут? — закричала она диким голосом.
Ответа не было. Полинька кинулась к другой дверце и пыталась отворить ее. Все было напрасно: ручка вертелась, а дверца не уступала, как будто была заколочена.
— Боже мой! боже мой! — в отчаянии повторяла Полинька и, закрыв лицо руками, заплакала. Глухие рыдания раздавались в карете.
И вдруг тихий, дрожащий голос спросил: