— Да лампада горит! — отвечал сонный сын потягиваясь.
Прошло несколько минут.
— Боря! Боря! — испуганным голосом воскликнула мать.
— Что тебе, матушка, нужно? — подойдя к постели, спросил сын.
Больная выставила свои костлявые руки из-под одеяла и жалобно сказала:
— Боря, дай я тебя обниму! Глаза, — прибавила она с испугом, — словно что застит, и так душно здесь.
Она указала на грудь.
— Раскрыть дверь, матушка? — тревожно спросил сын, нагнувшись к лицу матери, которая, как слепая, ощупала его лицо и жадно стала целовать.
— Боря!
— Что? — сквозь слезы спросил Боря, растроганный судорожными ласками своей матери.
— Зажги свечи у образа, да побольше! я хочу на тебя посмотреть; что-то больно темно, Боря!
Больная начала протирать глаза.
— Скорее же, скорее! — говорила она с трепетом.
Сын кинулся зажигать свечи, лежавшие на деревянном углу, под образами. Он уставил весь угол зажженными свечами, а мать все повторяла:
— Еще, Боря, еще, родимый!
— Больше нет! — с удивлением сказал Боря.
— Ну! ладно. Поди сюда!
И мать силилась приподняться. Сын близко наклонился к ней. Она дрожащими руками старалась снять с своей шеи маленький образок.
— Что ты хочешь, матушка? — ласково спросил сын.
Мать молча указала на образок, сын снял его; больная набожно перекрестилась, поцеловала образок… Вдруг все тело ее задрожало, она приподнялась, схватила сына за голову, прижала судорожно к своей иссохшей груди, поцеловала и простонала: