На лице Ратмира проявилась сильнейшая досада. Он потерянно обвёл вокруг себя взглядом и неожиданно подозвал к себе Фёдора. Отвёл его в сторону и что-то быстро зашептал. Фёдор выслушал скомороха с невозмутимым лицом и кивнул. Тогда Ратмир с видимым облегчением вскочил на лошадь и вместе с Прохором ускакал в сторону монастыря. Мирослава, закусив нижнюю губу до крови, проводила его долгим взглядом. Затем жестом подозвала к себе Фёдора:
– Что тебе сказал Ратмир?
– Сказал, боярыня, что забыл на конюшне свой кафтан и чтобы я его принёс ему на озеро завтра поутру, – глядя прямо в глаза Мирославе, почтительным тоном ответил тот.
– Забыл кафтан? – с подозрением посмотрела на Фёдора боярыня. – И это всё? Ну, ладно. Мне сейчас нужно срочно уехать в Москву. Как только я вернусь, тут же принеси мне тот кафтан. Я сама его завтра отдам ему.
– Как велишь, боярыня, – поклонился ей помощник конюха, и легкая усмешка скользнула по его губам.
Не прошло и получаса, как Ратмир и Прохор пересекли на лошадях крепкие ворота Девичьего монастыря.
Навстречу к ним уже спешила матушка Евникия:
– Сюда, сюда. Скорее Ратмир! – она подхватила его под локоть и буквально потащила за собой в подклеть своего терема. Здесь у двери стояли двое стражников с грозными лицами и саблями наперевес. Они пропустили игуменью со скоморохом и вновь прикрыли собой дверь в подклеть.
В полумраке небольшого помещения с низким шатровым потолком Ратмир увидел в углу топчан, на котором кто-то лежал на боку, поджав под себя ноги, и тихонько скулил, прячась под грязно-зелёным одеялом. Рядом со скулящим человеком сидела пожилая, крепкая на вид монашка, которая тут же вскочила на ноги при виде входящих игуменьи и скомороха.
– Всё, Дарья, оставь нас пока, да на улице подожди, – махнула ей рукой игуменья и, склонившись над топчаном, легонько прикоснулась к лежавшему под одеялом человеку:
– Никитушка, смотри, кто пришёл?
– Н-не-нет…н-не н-надо….Н-не х-хочу н-никого – в-видеть… – проскулил тот, зарываясь ещё больше в одеяло.
– Подожди, матушка Евникия, – Ратмир чуть отодвинул игуменью в сторону и одним взмахом руки сорвал одеяло с Никитки.
– А-а-а-а! – завизжал тот от страха, завертевшись на топчане как уж на сковородке. Игуменья схватилась за голову, с ужасом наблюдая за происходящим.
Ратмир схватил визжащего певчего за плечи и прижал его к топчану:
– Смотри на меня, Никитка! – негромко произнёс он каким-то особым, глуховатым, умиротворяющим голосом. – Смотри мне в глаза, смотри мне в глаза…Хочешь сайку с изюмом – смотри мне в глаза…
– Х-хочу с-сайку, – продолжая чуть подвизгивать, неожиданно прохрипел разлохмаченный певчий.
– Матушка, принеси Никитке сайку с изюмом или сразу две, – громко обратился скоморох к игуменье, не сводя глаз с распростёртого на топчане молодого мужчины. – А ты, Никитка, прекращай верещать и ответь мне только – в петлю, отчего вдруг полез?
Бледное лицо певчего покрылось испариной и он, кинув по сторонам испуганный взгляд, прошептал: – Так он же велел.
– Кто велел тебе лезть в петлю? – тем же странным успокаивающим голосом спросил скоморох.