Колокол

– Прогуливался… – Фабьен бешено тряс его. – Ты хочешь по миру меня пустить? Сколько они тебе обещали? Пять, десять процентов?

– Кто «они»? – удивился Юбер.

– А-а-а, – Фабьен затряс пальцем, – я не дурак. Ты думал, я слишком стар? Но нет, я буду следить за тобой!

– Не понимаю, о чём вы…

– Я буду следить за каждым твоим шагом, и если хоть что-то, если хоть что-то будет против тебя, ты вылетишь отсюда ко всем чертям! Ты меня понял?

– Да, месье. – Юбер пошёл к лестнице.

– Куда? Иди на конюшню! – крикнул Фабьен.

– Я хотел посмотреть, как там Ребекка…

– На конюшню, Юбер! Больше ты не переступишь порог этого дома.

Юбер попятился к двери, вышел и скрылся в серости подступавшего вечера. Фабьен ещё долго ходил по дому, ворча и прихрамывая, примеряя все странности этого дома на нового подозреваемого.

31 глава

Кладбище находилось в двухстах метрах от церкви, с другой стороны леса. Дотащить до него тело было нелёгкой задачей. Всё делали молча. Отец Ланге достал из сарая тележку, в которой ещё недавно возил рассаду, в неё и погрузили тело; колёса прогнулись под непривычной тяжестью, но всё же катились по влажной земле. Скрипела тележка, болталось тело, руки безжизненно бились о землю, ноги чертили борозду.

– Дождь прошёл, – сказал падре, – копать будет легче.

Они толкали тележку; Жоэль плёлся за ними, нёс лопаты. Его хотели оставить в храме и уложить спать – не дело, чтобы парень видел весь этот ужас. От того, что он сам его и сотворил, Ланге бросало в холод; но о том, что могло произойти, не сотвори он этого, падре не хотел и думать. Он был рад, что мерзавца убили. Единственное, о чём сожалел, – что не сделал этого сам. «Не убий…» – крутилось в голове Франсуа Ланге. «Бог простит этого мальчика, – думал он, глядя на Жоэля. – А может, то и была рука Господа, может, то и был сам Бог…» С такими, как Жоэль, Он всегда рядом, им без защиты нельзя. «Храни Господь его чистую душу, – шептал святой отец, – не он это убил, не он». Взглянул на Марию. Заметил, как она сторонилась его взгляда, – вроде стыдно ей было за что-то. «Конечно, стыдно, – думал Ланге, – хоть в том и нет её вины».

Да, это Господь уберёг Марию, это он не дал свершиться страшному… Как мог Жоэль напасть на человека и до смерти забить его, падре так и не мог понять. Столько силы взялось в этом парнишке, столько ярости… Может, потому он и оказался здесь тогда; может, потому и привёл его тот человек, чтобы стал он для них спасением…

Тошнота подступала к горлу, Мария перевела дыхание. Она всё ещё кляла себя, что не остановила Жоэля, что на нём теперь большой грех, на нём, а не на ней. Воздух пах свежестью и дождём. Ветер волновал дрожащие листья; одни ещё прочно держались за ветви, другие уже пали, смешавшись с землей. «Как хорошо очищается земля, – думала Мария, – словно рождаясь заново, будто отмываясь от всего…» Вот бы и ей сейчас переродиться, отмыться от этих липких объятий; ей казалось, она до конца дней своих не забудет этой ужасной ночи. Дорога до кладбища не была протоптана – давно уже здесь не хоронили людей; тяжело шла тележка, тяжело дышал Франсуа Ланге.

– Может, отдохнуть вам, отец? – Мария взглянула на него.

– Не время, дочка, не время, выспимся ещё. Закопаем его и пойдём.

Ланге знал, что сегодня никто не уснёт – ну, если только Жоэль.

Издали показались надгробные камни; они маячили в темноте между деревьями и низкими оградами. Франсуа Ланге открыл калитку, подхватил тележку с покойником, которую еле удерживала Мария, и тихо поплёлся меж могил. Это было старое кладбище: почти все надгробья голые, одни надписи стёрлись, не разобрать, другие покрылись мхом и чёрной плесенью, и будто не лежал под ними никто – ни имён, ни дат. Ничего вскоре не останется, думал святой отец; нужно им будет, они и кладбище сровняют с землей. Никто им уже не указ – ни живые, ни мёртвые.