– Подпол?
Сарабай махнул рукой. Потом зачем-то ещё сильней понизил голос:
– Девка ещё начала плести. Которая еду ему носила. – Сарабай замялся, словно поколебавшись, но потом решился, – Говорит, принесла ему однажды еду, а у того гость сидит, – он сделал шаг к наибу и наклонился, будто боялся, что его услышат, – Так вот она клянётся, что в комнату никто не заходил.
– Веришь?
Сарабай обвёл рукой зал.
– Другого хода туда нет. А она всё время здесь была. Дело вечером было, в зале ни души.
– А как уходил видела?
Хозяин кивнул.
– Ты сам-то ей веришь?
– Девка чуткая очень, приметливая. Из лесов.
– Гости к нему часто ходили?
– Не сказать, чтобы очень, но захаживали. Всегда с глазу на глаз сидели. Он вообще в своей комнате, как бирюк сидел. Еду всегда туда носили. Сам частенько где-то околачивался, – подумав, добавил, – бывало ночевать не приходил.
В зале повисла тишина, только огонь сухо потрескивал углями в очаге. Злат зачерпнул ещё мёда и отодвинул братину:
– Чего сам не пьёшь? Зелья какого подмешал? Садись.
Увидев, как Сарабай старательно наливает себе до краёв полный ковш, приняв видать к сердцу слова про зелье, добавил без тени усмешки:
– Как хочешь, а чего-то в твоём рассказу не хватает. А чего не пойму.
Хозяин грустно развёл руками:
– Сам бы так говорил, если бы мне кто эту историю рассказал.
Наиб промолчал. Сарабай думал.
– Понимаешь, всё это чушь, конечно, но здесь всё одно за одно цепляется. Я вот сейчас только понял, что и лица его толком не разглядел. Запросто могу не узнать, если встречу. Какой-то уж больно весь из себя скрытный. Шмыг да шмыг то в келью, то из кельи. Он даже вселился необычно. Его человек привёл из Булгарского квартала. Комнату выбирал, деньги платил. Я с ним и не общался почти.