Шведское огниво

Немного подумав, Злат решил не ездить прямо в миссию. Слишком много глаз. Остались на дороге неподалёку, а Илгизар, спешившись, добежал до обители франков, где поймав на площади перед храмом какую-то благочестивую богомолку, попросил передать брату Адельхарту, что его друг хочет продолжить с ним вчерашнюю вечернюю беседу. В том же месте. После чего направились на постоялый двор.

На улицах не было ни души. Дождь заставил отсиживаться дома уличных торговцев. Да и обычного осеннего оживления в Сарае в этот год не было. Раньше, после того, как уходили в дальний путь последние караваны и безлюдели пристани, из степи возвращался хан. С ним на пустовавшие летом дворы возвращались эмиры и вельможи, слуги, чиновники. Многие уходили в степь с семьями, и по приезде лавки и базары сразу заполнялись женщинами, соскучившимися за время кочевья по городскому изобильному разнообразию.

Подумав про это, Злат невольно улыбнулся. Почему-то в первый день по возвращению всего этого степного царства всегда была невиданная выручка у пирожников. Просидевшие всё лето на одном варёном мясе кочевники сразу набрасывались на городские лакомства. А что можно придумать доступнее и разнообразнее пирожков? На любой вкус и карман. Тем более, когда склады летом наполнились новой мукой, а рыботорговцы избавлялись от излишков товара, который не смогли отправить с караванами в верховья? Некоторые пирожники наловчились делать совсем крошечную самсу с осетриной, которую продавали всего за один медный пул, как простую лепёшку. На серебряный даньга получалось шестнадцать штук. Злат, который никогда не носил в кошеле медных монет, обычно столько и съедал за раз.

Сейчас хан с двором перебрался далеко отсюда. В новый дворец. Мало того, со старых дворов в Сарае всю осень через заставу тянулись телеги и вьючные лошади со скарбом и слугами вслед за хозяевами, оставляющими насиженные места.

Сказал же Сулейман, что на огромном дворе эмира Сундж-Буги, где в прошлые годы на зиму ставили ещё и пару больших юрт, сейчас остался только дворник с собаками. И котом.

– Сулейман! Ты раньше в Сарае с эмиром бывал?

– Нет. Я стремянным только этим летом стал. Раньше был ловчим при собаках. Зимовал в степи.

Злат усмехнулся про себя. Вот откуда такая прыть. Привык со сворой в степи волков травить. С борзыми.

По пустым улицам понеслись вскачь, и до Сарабаева двора добрались в мановение ока. Сарай не степь, здесь только пешком нужно полдня потратить, чтобы из конца в конец дойти. А, если верхом, да без оглядки – гикнуть не успеешь.

Правда, во двор наиб сразу заезжать не стал. Поехал зачем-то осматривать окрестные кусты. В дождь занятия лучше не придумать – сразу промокли до нитки. А Сулейман несколько раз зацепился за ветки своей роскошной юбкой и едва её не порвал.

– Ты, конечно, правильно сделал, – посочувствовал наиб, – что нарядился в Диван, как на свидание с красавицей. Только теперь тебе лучше переодеться. Как на охоту. А то от этих шелков скоро одни лохмотья останутся. Это на чей же манер сейчас наряжаться стали? На китайский?

– Везут оттуда, – подтвердил Сулейман, с сожалением счищая грязь с узорчатого подола, – Говорят при дворе великого хана в Ханбалыке все так ходят.

– Втридорога, поди дерут с любителей нарядиться. Так что ты праздничное одеяние побереги для подходящего случая. Мы пока будем на этом дворе сидеть, а ты слетай переоденься. Одна нога здесь – другая там. Улицы благо пусты, обернёшься быстро. Не заплутаешь?

Сулейман обиженно фыркнул и развернул коня.

– Ты его нарочно отослал? – спросил Илгизар, когда всадник скрылся в конце дороги, – А я то думаю, чего это мы в кустах лазим попусту?

– Предосторожность никогда не бывает излишней. Парень сейчас при нас – глаза и уши Могул-Буги. А мы не знаем каким боком он в эту историю замешан. Речь ведь пойдёт о франкских делах. К которым сама Тайдула со своим братцем большой интерес имеет. Не зря эн-Номан за ними, как сыч болотный, зрит и днём и ночью. Думаю, успеем с Адельхартом потолковать. Лишь бы монах не задержался.

Адельхарт не подвёл. Не успел Злат поприветствовать неприятно удивлённого Сарабая, решившего уже, что покончил с этой злополучной историей, как во дворе послышалось фырканье лошади. Наиб заметил, что поверх монашеского одеяния Адельхарт предусмотрительно надел простой плащ, делавший его похожим на обычного кипчака.

– Буду краток, брат, – сходу отбросил всякую церемонность наиб, – ибо скоро вернётся человек, для чьих ушей наш разговор не предназначен. Я совершенно точно узнал, что человек, за сундук которого тебе обещали пятьсот иперперов, прибыл к нам из города Праги, что в Чехии. Можешь догадаться, что ему здесь было надо и кто его послал? Раньше ты ведь думал, что его прислали каталонцы.

– Это меняет дело, – кивнул Адельхарт. – Потому что посланца из тех краёв, скорее всего, интересуют волынские дела. Ты же помнишь, как восемь лет назад из-за них даже война была. С крестовым походом, – добавил, после некоторого колебания.

– Какое дело в Чехии до Волыни?