Ядовитый сезон

– Ты даже не представляешь, о чем говоришь, – пробормотала Сейдж.

– Тогда расскажи мне!

Сейдж повернулась к сестре, ее желто-зеленые глаза горели с такой силой, что Леэло испугалась.

– Ты не знаешь, чем моя мать пожертвовала ради тебя и тети Фионы. Просто вспомни об этом в следующий раз, когда захочешь назвать нас предвзятыми.

Леэло что-то забормотала, не в силах вымолвить ни слова, но Сейдж уже скрылась в кустах, а девушка слишком устала, чтобы бежать следом и неискренне извиняться. Не важно, что, по мнению Сейдж, сделала Китти, это не оправдывало их обращения с Тейтом.

Леэло шла дальше по тропе, скворец слева от нее затянул короткую песню. Мелкие птицы не были редкостью на Эндле, обычно им удавалось сбежать из Леса, который предпочитал более крупную добычу. Но птицы никогда не гнездились здесь. Не присутствие птицы поразило Леэло, а сама песня – молитва, которую она спела в ту ночь, когда предложила острову кровь за магию Тейта. Голос был зловеще похож на ее собственный.

Если кто-нибудь узнает, что она в одиночку совершила кровавое жертвоприношение до весеннего фестиваля, ее строго накажут. Эндланцам запрещалось самостоятельно петь до окончания их года в качестве Стражей. Птица крикнула снова, и Леэло огляделась, задаваясь вопросом, слышала ли Сейдж. Ее сердце бешено колотилось.

Она знала, что должна догнать сестру. Скорее всего, они уже опоздали на смену, но Леэло не могла рисковать и позволить птице летать по всему острову, распевая ее голосом. Девушка сошла с тропы, вздрагивая при звуках песни. Леэло подумала о том, чтобы спеть другую песню, возможно птица подхватит ее. Но каждая песня имела последствия, и в конечном итоге она нажила бы еще больше проблем.

Скворец порхал с дерева на дерево, весело щебеча, и у Леэло сложилось отчетливое впечатление, что он насмехается над ней.

– Черт тебя дери, – крикнула она, грозя кулаком, когда скворец исчез на другом дереве. – Надейся, что я тебя не поймаю!

Она сняла лук с плеча, зная, что шансы попасть в птицу, сидящую на дереве, равны нулю. Возможно, удастся по крайней мере отпугнуть его.

Леэло не знала, где она сейчас находится. Остров был не очень большой, и она смогла бы сориентироваться достаточно быстро. Сейдж, вероятно, задавалась вопросом, что с ней случилось. Пропускать дежурство было так же плохо, как петь без разрешения.

– Проклятье! – выругалась она, повернув обратно.

И застыла.

Дом был так хорошо спрятан, что она не заметила бы его, не подойдя вплотную. Пожалуй, слово дом было слишком щедрым для строения, больше походившего на хижину, укрытую ветвями и листьями, без видимого дымохода. Взрослый мужчина едва смог бы встать внутри в полный рост, и было очевидно, что внутри дома было не больше одной комнаты. Она огляделась, забыв о скворце, и подошла к хижине.

Низкая дверь со скрипом распахнулась, видимо, ее давно не открывали, и петли успели заржаветь. Там было два маленьких окна, оба настолько грязные, что сквозь стекло почти не проникал свет. На маленьком столе Леэло заметила огарок свечи и зажгла его с помощью спичек, которые всегда брала с собой на смену. Ночью в этом месте должно быть непроглядно темно, но комнатка была достаточно маленькой, и при свете свечи можно было разглядеть кучу одеял в углу и покосившуюся стопку книг.

Леэло задумалась: здесь ли Питер провел зиму? Если так, он чудом не замерз. Без огня никакие одеяла не помогут согреться. «Если только он был не один», – подумала она и густо покраснела.

Она снова вспомнила, как Питер выбегал из дома Изолы. И как у нее хватило наглости привести его в дом?

Девушка задула свечу и вышла из хижины. По тому, как Розалия выгоняла Питера из дома, становилось ясно, что она ни о чем не подозревала. В противном случае она прогнала бы его раньше. Леэло закрыла дверь и постаралась отогнать воспоминания о Питере, падающем в озеро, его последнем отчаянном крике о помощи и вопле Изолы.

Вскоре она вернулась на тропу и вскрикнула, врезавшись в Сейдж.